О Софиологии

Рецензия на книгу прот. Сергия Булгакова "Лествица Иаковля. Об ангелах"

Н.А.Бердяев

Вышла третья часть догматической трилогии о. Сергия Булгакова "Лествица Иаковля". Первые две части были посвящёны почитанию Божией Матери ("Купина Неопалимая") и Иоанна Крестителя ("Друг Жениха"). В сущности все три части посвящёны раскрытию учения о Софии, о Премудрости Божией в творении. Нельзя не сочувствовать опытам творческого богословствования о. С.Булгакова, его горению мысли. Мысль православного Востока слишком долго находилась в состоянии сна, от XIV в. до XIX в. Лишь в России XIX в. прекратилось состояние бессмыслия и пробудилась творческая религиозная мысль, более впрочем религиозно-философская, чем богословская. Богословствование о. С.Булгакова носит в значительной степени визионерский, опытный характер, это не есть богословствование школьно-рациональное. Метод этот можно было бы назвать иконографическим, в том смысле, что о. С.Булгаков пытается начертать умственную икону Божьей Матери, Иоанна Крестителя, ангелов. Для такого рода богословствования чрезвычайно трудно найти адекватный стиль. И нельзя сказать, чтобы это вполне удалось о. Булгакову, у него есть явное смешение нескольких стилей - стиля визионерского, мистико-созерцательного со стилем школьно-философским и даже богословско-семинарским. По стилю наиболее удачна его книга "Друг Жениха". Русское творческое богословствование определяется острой постановкой проблем религиозной космологии и религиозной антропологии, которые не были достаточно раскрыты и разработаны в учении святоотеческом. И в русской религиозной мысли можно отметить два основных течения - по преимуществу религиозно-антропологическое и по преимуществу религиозно-космологическое, хотя они и не могут быть совершенно разорваны. Для первого течения в центре стоять проблема человека, проблема свободы и зла, проблема творчества и проблема истории. О. С.Булгаков является выразителем второго течения, для которого в центре стоит проблема космоса, софийности твари, проблема мариологии и ангелологии. Постановка и разработка проблем серийной космологии есть огромная заслуга и большой шаг вперед по пути христианского богомудрия. Проблема же космологическая внутри христианства и есть проблема софийности, премудрости твари, пронизанности её божественными энергиями, соединения неба и земли. Правда, о. С.Булгаков склонен считать софиологическую проблему проблемой теологической, а не космологической, и связывает её с учением о Пресвятой Троице. Но это ничуть не мешает тому, что свою спецификацию, своеобразие и остроту проблема эта приобретает в отношении к тварному миру, к космосу, и означает преодоление обезбоженного, т.е. в конце концов секуляризированного понимания творения. Западная христианская мысль нейтрализовала космос. Эта нейтрализация произошла уже у Св. Фомы Аквината, который утвердил естественный порядок в резком различении и противоположении порядку сверхъестественному и этим явился без собственного желания одним из истоков европейского натурализма. Но у Св. Фомы было ещё резкое иерархическое соподчинение ступеней бытия, при котором сохранялся Космос, как целостный организм. Дальнейший шаг к нейтрализации космоса и секуляризации природного порядка делает Лютер и протестантизм. Для протестантизма космос не имеет никакого отношения к религиозной жизни, которая целиком определяется отношением между человеческой душой и Богом. Отсюда получилось отрицание культа Божией Матери, как язычества, и разрушение Церкви, как целостного мистического организма, и в дальнейшем совершенная секуляризация всего природного мира, который делается исключительно объектом естественно-научного познания и технического воздействия. Предел отрицания божественности космоса мы видим в субъективном идеализме Фихте, обратной стороной которого является материалистический натурализм. Православие исключительно монашески-аскетическое имело моралистическую тенденцию отрицать космос, как грех. Но христианский Восток, связанный с древней Грецией, был изначально космичнее христианского Запада. И эта космическая сторона христианства наиболее ясно выражена в русском Православии. Это нашло себе выражение литургическое и в жизни святых, в мысли же обнаружилось лишь в XIX и ХХ вв. Космологическая проблема существовала в христианской мысли Запада в так называемой христианской теософии, ничего общего не имеющей с современной популярной "теософией", прежде всего у Я.Беме, величайшего христианского теософа, и следующего за ним Портеджа, Фр.Бадера и др. Здесь лишь нашел себе приют отвергнутый и вытесненный божественный космос и в этом огромное и ещё не оцененное значение христианской теософии. У Я.Беме мы находим впервые в истории христианского богомудрия гениальное учение о Софии, которое оказало, влияние и на русскую мысль. Невозможно вынести совершенного разрыва между Творцом и творением, совершенного обезбожения, нейтрализации и секуляризации творения. Пределом этого разрыва является натурализм, позитивизм и материализм, которые проникли и в церковное сознание, в школьное богословие. Софиологическое богословствование о. С.Булгакова означает возврат к священному, божественному космосу, восстановление органически-мистической связи между Богом и тварным миром. В мире и человечестве отображена и действует Пресвятая Троица и, прежде всего через Премудрость Божию. Вершина софийности, премудрости творения явлена в Приснодеве Марии, в Божией Матери. Без софийности твари, без явления премудрой, девственной женственности невозможно было бы боговоплощение и богочеловечение. Софиология переходит в мариологию. Учение об ангелах, которое было так мало разработано в богословии, означает также восстановление лестницы, связывающей небо и землю. Лестница эта была сломана и уничтожена нейтрализацией космоса. В связи с проблемой социологической в русском религиозном сознании ставилась остро и переживалась религиозная проблема пола и любви. Гениальным провокатором тут был В.В.Розанов. То, что написано о. С.Булгаковым о любви и дружбе, принадлежит к лучшим страницам его книги.

Но, признавая огромную заслугу проблематики о. С.Булгакова и дерзновения его творческой мысли об этой проблематике, с негодованием отвергая обвинения против него представителей православного бессмыслия и обскурантизма, нужно сказать и об отрицательных и опасных сторонах его софиологии. Опасность эту я вижу в уклоне к поглощению антропологизма космологизмом, в ослабленном сознании проблем свободы и творческой активности человека, в возможности незаметной подмены антропологии ангелологией и богочеловечества богоматеринством. Женственное начало есть по преимуществу космическое, а не антропологическое, и через него человек связан с космосом и приобщён к тайне его внутренней жизни. Это гениально раскрыто Бахофеном ("Das Matterrecht"). Но человек призван быть царем космоса. В центре всегда должен оставаться Богочеловек Христос, как начало священной антропологии. Начало же священного космологизма, софийной женственности, которая только и может быть девственностью, есть начало подчиненное Логосу. Нельзя допустить, чтобы божественно-космические, софийные энергии окутывали свободный дух человека и подчиняли его себе. Мистическая животная теплота ослабляет дух человека. Согласно платонизирующему учению о. Булгакова, ангел - идейный первообраз человека. Но таким образом человек оказывается подавленным и лишенным свободы. Платоновское учение об идеях легко может быть понято, как отрицание человеческой активности, человеческого творчества и свободы. В русском народном благочестии, восходящем к древним языческим истокам, есть уклон к переживанию культа Божией Матери, как культа космического, заслоняющего собой образ Христа. Культ Божией Матери, богоматеринства, богоматерии, священной и освещаемой материи, незаметно переходит в культ богорождающей русской земли. Отсюда идет русская склонность к коллективизму и ослабленное сознание личности и ответственности человека. В католичестве развился по преимуществу культ Девы Марии, который способствовал созданию рыцарства. Человек чувствовал себя верным рыцарем и защитником Пресвятой Девы. В христианстве восточном, особенно в Православии русском развился культ Матери, которая переживается, как Заступница. Человек чувствует себя укрывающимся и спасающимся в складках одежды Пресвятой Матери, которая есть вместе с тем и мать сыра земля. Отсюда рождается не рыцарство с сильно выраженной личностью, а народный коллектив. (Бахофен показал, что матриархат означает космический коллективизм). В этом русском религиозном типе больше тепла, больше связи с космосом, но слабее выражена активность человека. Космологизм и антропологизм, богоматеринство и богочеловечество сами по себе являются началами односторонними и неполными. Если софиология о. С.Булгакова находится в линии русского космизма, освящающего материю, то она остаётся сравнительно в стороне от другой линии русского религиозного типа, от русского эсхатологизма и от русской религиозной историософии. Наибольшие затруднения для о. Булгакова возникают в проблемах свободы и зла, которые не раскрываются им достаточно и не стоят в центре его внимания. Его софиологическое понимание христианства может производить впечатление слишком оптимистического и бестрагичного. Проблема падения ангелов, столь центральная и трудная в ангелологии, наименее удачно разрешается в книге о. Булгакова. Отпадение первого ангела от Бога и есть вопрос о происхождении зла, вопрос всех вопросов. Слабо и противоречиво все, что говорит о. С.Булгаков об изначальной, потенциальной свободе ангелов. По-видимому, для него вообще затруднительна проблема свободы, с которой связана проблема зла и проблема теодицеи. Потенциальная свобода ведь не софийна. При такой всеобщей софийности непонятно, откуда берется свобода, определяющаяся к злу, и особенно непонятно, откуда она берется у ангела, имеющего божественную природу и созерцающего Бога. В этом вопросе у нас наибольшее столкновение взглядов с о. С.Булгаковым и одно место его книги (стр.150) прямо направлено против моего понимания свободы, как имеющей свой источник не в Боге, а в ничто, в небытии. Изначальное существование такой несофийной свободы (Ungrund) обосновывает не только происхождение зла и возможность теодицеи, но и творческое призвание человека, возможность творчества нового из свободы. Последовательное и крайнее софианство допускает лишь рождение (из утробы), но не творчество (из свободы). Наиболее неудовлетворительным представляется мне умножение значения Софии, которая оказывается всем - и Пресвятой Троицей, и каждой из Ипостасей Св. Троицы, и космосом, и человечеством, и Божией Материю. При этом ослабляется специфичность проблемы Софии. Но, несмотря на все эти недостатки софиологии о. С.Булгакова, нельзя не приветствовать новой его книги, как и всех его последних книг, и не пожелать внимательного и вдумчивого к ней отношения. Чувствуется, что творческая мысль о. Сергия Булгакова не может вполне развернуться, она бьется в тисках богословского законничества, но это то и поучительно в ней.

----
Журнал "Путь" №16, 1929г. стр. 95-99