Идеологическая и военная подготовка Германии ко второй мировой

В процессе подготовки к войне фашистский режим, создав разветвленный и мощный аппарат, развернул в невиданных масштабах идеологическую обработку населения. "После того как нацисты пришли к власти, - отмечает австралийский автор Е. Брэмстед, - их пропаганда приобрела тотальный характер, она не ограничивалась только непосредственно политической сферой, а охватила всю область культурной деятельности государства... должна была проникать во все поры общества" {492}. В 1933 г. было сформировано министерство пропаганды, которое возглавил Геббельс - один из главных факельщиков второй мировой войны. [144]

Народное образование, печать, радио, библиотеки, музеи, театры, кино - все средства духовной культуры министерство взяло под свой контроль и поставило на службу агрессивной политике нацистов.

По распоряжению гитлеровского министра внутренних дел с 1 мая 1933 г. каждому вступавшему в брак вручался экземпляр книги Майн кампф

Подводя некоторые итоги идеологической обработки немецкого населения, Гесс говорил в мае 1935 г.: "Воздействие новых идей распространяется в Германии не только на политику, но и на культуру в целом, во всеобъемлющем значении этого слова: на искусство и литературу, науку и экономику, на силы обороны страны и на рабочую силу, на общество и семью. Во всех её формах жизнь народа подвержена влиянию политики национал-социализма или изменена им" {493}.

Рассматривая пропаганду как одно из основных средств укрепления своего господства и подготовки населения к войне, гитлеровцы ежегодно увеличивали бюджетные ассигнования министерству Геббельса: в 1934 г. они составили 26,1 млн. марок, в 1935 г. - 40,8 млн. и в 1938 г. возросли до 70,7 млн. марок {494}.

Дополняя методы террора, пропаганда должна была обеспечить полный контроль фашистов над мыслями и чувствами масс. Дресслер-Андресс, руководитель нацистского радиовещания, так формулировал главную задачу пропаганды: "Тотальное воздействие на народ, обеспечение единой реакции на события..." {495}. Пропаганда, поучал Гитлер, должна быть направлена "главным образом на чувства и только в очень ограниченной степени рассчитана на так называемый разум... Чем скромнее её научный балласт, чем больше концентрирует она свое внимание на чувствах масс, тем значительнее её успех" {496}. Фюреру вторил Геббельс. Пропаганда, писал он, "не имеет своей задачей быть одухотворенной... Она отнюдь не должна быть порядочной, щепетильной, мягкой или смиренной; её задача - обеспечить успех..." {497}.  Задачу всей пропаганды гитлеровцы видели в массированном идеологическом и психологическом воздействии на массы путем внушения крикливых фашистско-милитаристских лозунгов, выражавших суть их политической и военной доктрины: "Германия, проснись!", "Германия превыше всего!", "Долой Версаль!", "Народ, к оружию!", "Мы будем маршировать дальше!", "Мы устремляемся на Восток!", "Покончим с коммунизмом!".

Характерными чертами нацистской пропаганды было её монопольное положение в стране и опора на весь аппарат государственного насилия. По существу, речь шла о массированном идеологическом принуждении. Один из ответственных сотрудников министерства пропаганды откровенно писал в 1933 г.: "Использование силы может быть частью пропаганды. Между силой и пропагандой лежит различная степень эффективного влияния на народ и массы: от внезапного привлечения внимания или дружеского убеждения отдельной личности до трескучей массовой пропаганды, от плохо организованных приверженцев до создания полугосударственных или государственных институтов, от индивидуального террора до массового террора, от санкционированного применения силы более сильным... до военного принуждения к послушанию и дисциплине по законам военного времени" {498}.

Основные усилия геббельсовской пропаганды были сконцентрированы на идеологической и психологической подготовке масс к захватнической [145] войне. Сначала исподволь, а затем все более открыто она внушала идею необходимости и неизбежности борьбы за "жизненное пространство". Немецкий народ объявлялся "народом без пространства", незаслуженно обделенным историей. Этим гитлеровцы объясняли экономические трудности, снижение жизненного уровня трудящихся {499}. Населению, особенно малоземельным и безземельным крестьянам, они указывали "путь на Восток" как единственно возможный способ исполнения их надежд.

В 1933 г. осуществилось выдвинутое немецкой реакцией еще в конце 20-х годов требование сделать геополитику "географической совестью государства". Геополитика была возведена в ранг официальной "науки", изучавшейся во всех университетах "третьего рейха". Созданный нацистами "Союз геополитики" в своем печатном органе призывал: "Не ограничивайся рамками тесного, небольшого пространства, а мысли масштабами великих и обширных пространств, масштабами континентов и океанов, и следуй этим путем за своим фюрером!.. Тому, кто поддерживает фюрера в народной борьбе за жизненное пространство, требуется не только размах, но также выдержка и стойкость" {500}. То, о чем еще умалчивала официальная пропаганда - установление мирового господства германского империализма, - стали открыто проповедовать геополитики.

Для обоснования "законности" агрессии и "права" фашистского государства на захват и порабощение других народов использовались расовая теория и тесно связанные с ней национал-шовинистические идейки. Внушая немцам, что они, как "избранный народ", самой "судьбой" и "кровью" определены к господству, нацистская пропаганда воспитывала высокомерное отношение и презрение к другим народам. Расовая теория неоднократно перестраивалась гитлеровцами в соответствии с потребностями текущей внешней политики. Так, по мере сближения с Италией и Японией на почве совместной подготовки агрессии происходила "переоценка" расовых качеств итальянцев и японцев. Итальянцев, которых нацисты относили ранее к "малоценной средиземноморской расе", вскоре объявили "достойными" потомками гордых римлян, а японцев, прежде обзываемых презрительными кличками, возвели на пьедестал "избранной расы" Азии, "арийцев Востока". Неизменным оставалось отношение к славянам как представителям "низшей расы", которых фашистские варвары планировали поработить и истребить, а их земли заселить германцами.

Определяя расовую борьбу как главную движущую силу общественного развития, нацисты стремились отвлечь трудящихся от классовой борьбы. Ненависть рабочих и других слоев трудящихся к капиталистам они старались обратить в ненависть к другим нациям. В самой Германии таким "громоотводом" должны были служить евреи, которых фашистская пропаганда объявляла виновными во всех бедах немецкого народа.

Расовая теория использовалась гитлеровцами также для обоснования господства фашизма и его идеологии. В 1933 г. на съезде нацистской партии Гитлер объявил чистоту расы единственной предпосылкой "правильного" мировоззрения: "Народ, чистый в расовом отношении, в соответствии со своей чистой сущностью инстинктивно занимает адекватные позиции во всех жизненно важных вопросах... руководствуясь лишь в себя различные расовые элементы, все зависит от того, мировоззрение какого из них возьмет верх в идеологической борьбе. Заслуга национал-социализма, утверждал фюрер, "прежде всего в том, что он помог одержать победу мировоззрению, отражавшему инстинктивные потребности германской [146] крови" {501}. В этом плане расистская теория широко использовалась для оправдания террора, жестоких репрессий против инакомыслящих. Все, кто боролись против фашизма, объявлялись "нечистыми" в расовом отношении и как носители "чуждого" германской расе мировоззрения подлежали истреблению.

На съезде нацистской партии в 1935 г. расовая "наука" была объявлена "важнейшей основой национал-социалистского понимания природы и человеческой истории", "основой... законодательства национал-социалистского рейха" {502}. Главный теоретик расизма профессор Г. Гюнтер был награжден впервые учрежденной этим съездом "премией в области науки" {503}.

Ядром фашистской идеологии и основным направлением её пропаганды был антикоммунизм. Фашисты изображали коммунизм и первое социалистическое государство "врагами всего мира", а "третью империю" объявили "бастионом западной цивилизации", требуя предоставления ей полной свободы в вопросах вооружения и организации "крестового похода" на Восток. В этом духе они развернули пропагандистскую кампанию не только в самой Германии, но и вне её, стремясь повлиять на общественное мнение Запада, склонить правительства европейских государств поддержать мероприятия по перевооружению Германии и планы агрессии против Страны Советов. Нацистская антикоммунистическая пропаганда тесно смыкалась с дипломатией, которая строила свои расчеты на максимальном использовании антисоветских настроений правящих кругов Англии, Франции, США, Польши и других капиталистических стран.

Фашистские руководители и дипломаты уверяли, будто Германия вооружается только ради обеспечения своей безопасности и ограждения других европейских государств от "угрозы большевизма". Так, 18 декабря 1935 г. Гитлер заявил польскому послу в Берлине, что единственное его желание - препятствовать "продвижению России на Запад", что он "за солидарность стран Европы, но она не должна идти дальше польско-советской границы... Как можно связать себя с Советской Россией, которая проповедует мировую революцию?" {504}. Одновременно своим приближенным он говорил другое: "Мне придется играть в мяч с капитализмом и сдерживать версальские державы при помощи призрака большевизма, заставляя их верить, что Германия - последний оплот против красного потопа. Для нас это единственный способ пережить критический период, разделаться с Версалем и снова вооружиться" {505}. По свидетельству английского социолога Зимана, нехитрые уловки фюрера обеспечили ему полный успех, ибо тот, кто хотел быть обманутым, оказался обманутым. Антикоммунистическая пропаганда убедила европейцев в приемлемости диктатуры Гитлера и в том, что Германии - оплоту против большевизма - следует разрешить усиливать свою мощь {506}. В первые месяцы Гитлер еще побаивался противодействия западных держав, и это удерживало его от чрезмерного риска, но, убеждаясь в их потворстве, он все более действовал с присущей фашистам наглостью.

Гитлер, пришедший к власти при сочувствии монополистов США и Англии, с помощью которых он продолжал вооружаться, вовсе не собирался [147] превращать Германию в орудие их политики. Немецкие империалисты преследовали свои собственные цели: коренным образом переделить мир, создать грандиозную колониальную империю, сокрушить капиталистических конкурентов, социалистическое государство и завоевать мировое господство. Вследствие этого антикоммунизм германских фашистов тесно связывался с расизмом, геополитикой и другими составными частями их идеологии, которая была вся пронизана агрессивным духом, "обосновывая" захватнические устремления в любом направлении.

Истинная сущность намерений немецко-фашистского империализма выражалась в идее "империи". Нацистские идеологи утверждали, будто стремление к созданию "великой германской империи", "тоска по империи" извечно присущи немецкому народу. Однако внешние враги и раздоры среди самих немцев препятствовали полному воплощению этой идеи в жизнь. "Третья империя", созданная нацистами, призвана, наконец, осуществить то, что не удалось сделать "священной римской империи германской нации" и "второй империи". Такими "идеями" пропитана, например, книга, написанная главарями "третьего рейха" с одиозным названием "Народ, к оружию!", особенно глава "Судьба германцев. Тоска по империи" {507}. ней достаточно определенно намечены основные направления фашистской агрессии - на запад и на восток. Извечными и непримиримыми врагами Германии, всегда стоявшими на пути создания ею "великой империи", объявлялись Франция и Россия. Эти мысли не были новыми, они развивались еще Бисмарком, а со времени появления "Майн кампф" составили идейный багаж нацистской партии в области внешней политики.

Милитаристская сущность нацистской идеологии концентрировалась в теории насилия. Возвеличивая войну, она рассматривала насилие как основную движущую силу истории человечества. Печать, литература, искусство пропагандировали убогие и человеконенавистнические "мысли" фюрера о войне, высказанные им в "Майн кампф" и многочисленных выступлениях. В программной речи об отношении нацизма к рейхсверу он заявил: "Если люди хотят жить, они вынуждены убивать себе подобных... Не только отдельные люди, но и целые народы, пока существуют в этом мире, вынуждены отстаивать в борьбе свои жизненные права. В действительности нет никакой разницы между войной и миром... Борьба всегда была и будет, и она постоянно требует полной отдачи людских сил. Оружие и формы борьбы, средства и тактика могут изменяться, но остается неизменным боевое использование человеческих жизней" {508} Гитлер утверждал, что "права и претензии германской нации" могут быть осуществлены только лишь "средствами политики силы" {509}вплоть до "использования отточенной немецкой шпаги" {510}

Пропагандируя подобные изречения фюрера, нацистская пресса, радиовещание, школа, литература, искусство насаждали в стране дух милитаризма, культ солдатчины. Воспевались прусские военные традиции. На щит поднимались немецкие завоеватели, и среди них особенно Фридрих II. Так, одна из фашистских газет писала: "...нам нужно солдатское героическое понимание истории, которое учит восхищению Фридрихом Великим за мужество отчаяния, с которым он боролся против целого мира врагов, и за то, что, как говорит Клаузевиц, он чувствовал "гордость славной гибели". Нам нужно понимание истории, которое видит [148] в битве под Танненбергом классический пример того, как воля к победе в состоянии совершить вещи, кажущиеся невозможными. Нам нужно понимание истории, которое учит, что можно преодолевать судьбу" {511}

Даже понятие "социализм" гитлеровцы трактовали в прусско-милитаристском духе. В лекции на тему "Молодежь и немецкий социализм", прочитанной Геббельсом в конце 1933 г., провозглашалось: "Наш социализм унаследован от прусской армии и прусских чиновников. Это тот социализм, который сделал возможной Семилетнюю войну Фридриха Великого и его гренадеров" {512}

Фашистская пропаганда войны паразитировала на германской истории и культуре. Действия древних германцев периода великого переселения народов, походы Фридриха Барбароссы, немецких псов-рыцарей, легенды о германских героях, сказания о Нибелунгах и произведения искусства на эти темы, например оперы Вагнера, использовались для эмоционального воздействия на немецкое население. Из произведений великих представителей немецкой философии, науки, литературы, искусства - Гегеля, Фихте, Канта, Гёте и других - тщательно отбиралось и в фальсифицированном виде преподносилось все, что хоть в какой-то мере способствовало подготовке народа к войне.

Особое место в обосновании перевооружения Германии и захватнической политики фашизма занимала антиверсальская кампания. Нацисты спекулировали на ущемленных чувствах немецкого народа, порожденных империалистическими условиями мира, которые были навязаны побежденной Германии. Главные усилия они направили на борьбу за отмену тех статей Версальского договора, которые мешали форсированному перевооружению и связывали им руки для агрессии. Пропагандистская кампания проводилась под демагогическими лозунгами "свободы", "равноправия" для немцев, их "права на самоопределение". Под ними понимали освобождение германского государства от международных обязательств, отмену ограничений для него в области вооружения и присоединение всех территорий с немецким населением.

28 июня 1934 г. одна из газет германских финансовых магнатов - "Берлинер Бёрзенцайтунг" многозначительно отмечала: "Не случайно Версальский трактат впервые в истории мирных договоров не включает формулы, в которой воевавшие стороны условились бы... о взаимном согласии в длительном мире". Автор статьи делал вывод, что "этот мир... связывает нас лишь фактически, но не морально". Далее он обосновывал неизбежность "потрясений", то есть войны, и подчеркивал: "Новая Германия не хочет механической ревизии, слепого восстановления всего того, что было", а добивается "переустройства всей Европы".

Министерство пропаганды развернуло активную работу в целях мобилизации творческой интеллигенции, стремясь использовать её в духовном растлении населения и распространении фашистской идеологии. Для осуществления этих задач оно привлекло все свои отделы (кино, театра, изобразительного искусства, музыки, литературы, радио, высшего и среднего образования и другие). На видных представителей интеллигенции в каждом отделе заводились личные дела с обстоятельными справками, а также сведениями доносчиков о том, в какой степени деятельность данного человека соответствовала требованиям режима. Верных слуг фашизма поощряли, противников и колеблющихся для начала вызывали на "беседу", больше похожую на полицейский допрос, где применялись [149] все средства запугивания и задабривания; "неисправимых" отправляли в концентрационные лагеря. Действуя в тесном контакте с гестапо, министерство пропаганды, по существу, являлось одним из его звеньев. Все усилия пропаганды сосредоточивались на том, чтобы отравить сознание немецкого народа и бросить его в пекло войны во имя интересов германского империализма. Расчищая путь фашистской идеологии, нацисты изъяли из библиотек, книжных магазинов и у населения всю прогрессивную литературу. На улицах и площадях городов, в первую очередь у университетов и библиотек, запылали костры, сложенные из книг - драгоценного достояния человеческой мысли. Фашистские варвары сжигали произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленина, классиков мировой литературы, выдающиеся творения немецких демократов. Гитлеровцы заполонили редакции газет и журналов, киностудии, театры, радиостанции, школы и университеты, откуда были изгнаны все прогрессивно настроенные деятели культуры. Более двух тысяч видных ученых, представителей науки и искусства, в том числе А. Эйнштейн, Т. Манн, А. Цвейг, покинули страну, десятки тысяч попали в тюрьмы и концлагеря.

Направив острие своей грязной пропаганды против Советского Союза и международного коммунистического движения, германские фашисты создали специальный орган - "антикоминтерн", который фактически стал одним из главнейших отделов министерства Геббельса. Согласно секретной директиве, изданной позднее, "антикоминтерн" в целях маскировки стал выступать как частное объединение.

Важное место в идеологической подготовке войны занимал так называемый "остфоршунг" {513}, зародившийся еще во второй половине XIX века и связанный с самого начала с захватнической политикой германского империализма. Для оправдания этой политики были выдвинуты тезисы о "культурной и хозяйственной миссии немцев на Востоке" и "славянской опасности".

Министр пропаганды Германии Геббельс на приёме в Польше у Пилсудского. 1935 г.

Особое место среди многочисленных институтов "остфоршунга" принадлежало институту Восточной Европы в Бреслау (Вроцлав), которым руководил Г. Кох. В Кенигсберге этими вопросами занимался экономический институт по изучению России и восточных государств во главе с Т. Оберлендером, в годы войны совершившим, как и Кох, тягчайшие преступления. В Берлине функционировали русский и украинский исследовательские институты, в Данциге (Гданьск) - институт остланда и т.д. {514}Все они "изучали Восток" главным образом применительно к подготовке войны против СССР и других восточноевропейских государств. Как и другие учреждения, институты не только издавали многочисленные книги, брошюры и журналы, "научно" обосновывавшие захватнические претензии германского империализма, но и консультировали органы генерального штаба при планировании войны и осуществлении оккупационной политики. Они готовили шпионов, резидентов, гаулейтеров для территорий, намеченных к оккупации. На открытии школы внешнеполитического отдела гитлеровской партии её директор Шмидт в присутствии Розенберга, Гесса, Риббентропа, Гиммлера и других рейхсфюреров следующим образом формулировал цели Германии на Востоке: "По поручению фюрера вам предстоит работать на политических, военных и административных должностях среди славянских народов: московитов, украинцев, белорусов... Ваша миссия так же ответственна и трудна, как историческая миссия [150] тевтонских и ливонских рыцарей с той разницей, что у тех были границы продвижения на восток, у вас же их нет! Вы - авангард победоносной германской расы, начинающей свой "дранг нах Остен" через болота и степи большевистской Московии. Вы - начало великого переселения народов германского племени" {515}

Руководством нацистской партии было созвано специальное совещание под лозунгом "Судьбы Европы - на Востоке". Нацист в профессорском звании Машке в докладе "Возвращение немецкого Востока" утверждал, будто германский "дранг нах Остен" - всего-навсего показатель "творческого характера социальных сил германского народа" в прошлом и подтверждение, что "эти силы продолжают в нем жить". Захват земель на Востоке в прошлом он называл "великим общественно-политическим успехом", героем которого были "не отдельные лица, а весь германский народ, сплоченный воедино" {516} Будущая агрессия против Советского Союза представлялась на этом совещании в фальшивом обличье "народной войны".

На основании указаний гитлеровского руководства все пропагандистские организации Германии сосредоточивали свое внимание на идеологической обработке молодежи, видя в ней резерв вермахта. Они превратили систему образования в орудие воспитания ненависти к другим народам, презрения и чудовищной жестокости к ним. Гитлеровские главари похвалялись тем, что из молодых людей они делают диких зверей. На съезде нацистской партии в 1935 г. Гитлер заявил, что немецкий юноша должен стать "быстрым, как борзая, крепким, как дубленая кожа, и закаленным, как крупповская сталь" {517}Фюрер определил основные ступени фашистского "воспитания", которые обязан пройти каждый немец в "третьем рейхе": мальчик вступает в организацию "юнгфольк", откуда переходит в "гитлерюгенд". Затем юноша идет в СA, CC или другие нацистские военизированные организации, отбывает обязательную трудовую повинность, после чего призывается в вермахт. Из армии или флота молодой человек снова возвращается в СA, CC и другие нацистские организации. Круг замыкается {518} Все эти звенья духовного растления подготавливали молодежь к роли пушечного мяса для будущей войны.

Армия нацистской Германии впитывала дух расизма и реваншизма. Вся система воспитания готовила почву для тех неслыханных злодеяний, которые гитлеровская Германия творила в годы второй мировой войны.

В тесной связи с идеологической подготовкой войны находилась военно-теоретическая деятельность германских милитаристов. Президент "Немецкого общества военной политики и военной науки" генерал Кохенхаузен писал: "Само собой разумеется, что исследования и дальнейшее развитие военно-теоретических и военно-научных вопросов должны осуществляться в рамках национал-социалистского мировоззрения" {519}

В работах реакционных военных теоретиков еще периода Веймарской республики проявлялись элементы фашистской идеологии: национал-шовинизм, расизм, геополитика, апология диктаторской власти, прославление грубой силы и войны. Почти все военные теоретики Германии были сторонниками фашистского режима, его идеологии и целиком поставили себя на службу агрессивной политике. Во многих их исследованиях [151] проводилась мысль, будто только фашизм может разрешить любые военно-политические проблемы Германии. Они выдвинули лозунг "сильной личности", способной путем террористической диктатуры подавить рабочее движение внутри страны, обеспечить себе тыл для ведения будущей войны. Например, генерал Е. Бухфинк еще в 1930 г. писал, что военный диктатор должен спокойно переносить вид крови {520}. Автор с восхищением обращал взоры на Италию Муссолини как "единственное государство, руководимое волей истинно великого человека, которое ни перед кем не склоняется и все с большей силой выдвигает свое требование на участие во власти" {521}, то есть империалистическое требование передела мира и установления своего господства в районе Средиземного моря.

Подобные военные теоретики идейно подготавливали приход нацистов к власти, а в период "третьей империи" соревновались между собой в попытках "научно" доказать, что фашистский режим - и только он - вполне соответствует характеру и требованиям эпохи. Так, автор многочисленных статей о тотальной войне Э. Вальтер писал в военно-теоретическом журнале: "Двадцатый век будет назван грядущим историком веком войны... Если раньше мир хотел придать войне свой собственный порядок, втиснуть её в правовые нормы, принудить к соблюдению своих законов и ценностей, то ныне, наоборот, он должен подчиняться требованиям войны, которая стала негласной госпожой века и отодвинула мир на положение перемирия. Эта эмансипация войны, которая является самым главным событием и чертой эпохи, требует завершающего этапа: упразднения социального порядка, основанного на предпосылках мира, и замены его таким, который соответствует требованиям войны. Создание подобной социальной конституции войны - специфическая задача нынешнего времени..." {522}

Военные теоретики фашистской Германии рассматривали войну как неизбежное и жизненно необходимое явление, объясняя её в соответствии с реакционными философскими воззрениями. Используя традиционные религиозно-мистические, этические и психологические аргументы, они главный упор делали на расово-биологические, социал-дарвинистские и геополитические "объяснения" войны. Общим для всех теорий являлось отрицание исторической обусловленности и классовой сущности войны и стремление представить её как естественное явление, абсолютно неустранимое из жизни человеческого общества. Автор книги о химической войне Г. Бюшер писал: "О смерти и жизни, о войне и мире решают не прокламации и речи, не договоры и союзы, а законы возникновения и уничтожения, которые не подвластны человеческой воле... Подобно тому как мы не можем избежать смерти, мы не в состоянии избежать и войны. Жизнь таит в себе зародыш смерти. Это судьба всего живого... Война - это судьба" {523}.

Большинство военных теоретиков "третьей империи" воспевало войну как борьбу за выживание нации, как выражение способности расы или народа к развитию, право сильного уничтожать слабого. "Война есть высшее проявление человеческих способностей, - писал генерал Сект. - Она является естественной и высшей ступенью развития в истории человечества" {524}. Подготовку войны для осуществления мирового господства фашистские военные теоретики пытались представить как борьбу за существование немецкого народа, за судьбу каждого немца в отдельности. [152]

В борьбе, уверяли они, победа будет за германцами как наиболее сильной, жизнеспособной расой. Фёрч, один из видных теоретиков фашистской Германии, писал: "Вся жизнь есть борьба... Сильное должно побеждать, жить и развиваться, слабое... быть побежденным, умереть и не возрождаться" {525}.

Фашистско-милитаристская философия войны составляла основу взглядов нацистских руководителей и командования рейхсвера на характер будущей войны, способы её подготовки и ведения, принципы военного строительства. Ядром военной доктрины служила теория тотальной войны, разработанная немецкими военными теоретиками еще в 20-е годы как обобщение опыта первой мировой войны. Военный эксперт нацистской партии К. Хирл изложил её главные положения в своем выступлении на съезде национал-социалистской партии в 1929 г. По сути, оно было "программным заявлением" партии по вопросам военной политики {526}. В первой половине 30-х годов, особенно после фашистского переворота, разработка проблем подготовки и ведения войны ускорилась. Большинство немецких военных теоретиков характеризовали будущую войну как тотальную. Своего рода обобщением и наиболее характерным выражением их взглядов по этому вопросу была книга генерала Людендорфа "Тотальная война", вышедшая в 1935 г.

Под "тотальной" фашистские теоретики понимали войну всеобъемлющую, в которой допустимы все средства и методы для разгрома и уничтожения противника. Они требовали заблаговременной и полной мобилизации экономических, моральных и военных ресурсов государства. Политика государства должна быть целиком подчинена решению этой задачи. Исходя из этого, Людендорф требовал "выбросить за борт все теории Клаузевица" и особенно его положения о соотношении войны и политики. Он утверждал, что в современную эпоху изменилась сущность и войны, и политики, что война, предпринимаемая монополистами, будто бы отвечает интересам народа. "Война и политика служат выживанию народа, но война есть высшее выражение народной воли к жизни. Поэтому политика должна служить ведению войны" {527}.

В центре внимания фашистских военных теоретиков была проблема подготовки населения страны к активному участию в войне. Людендорф писал: "Центр тяжести тотальной войны в народе". Его "духовная сплоченность является в конечном счете решающим для исхода этой войны..." {528}. Главным условием создания "морального" духа населения и армии теоретики считали укрепление режима военной диктатуры фашистского типа, а основными методами - террор против демократических и антивоенных сил, широкое использование национальной и социальной демагогии.

Не менее важное значение они придавали заблаговременной и всеобъемлющей подготовке германской экономики к войне. Людендорф призывал фашистское руководство извлечь уроки из опыта прошлого, заранее предусмотреть многократно возросшие потребности в материальном обеспечении войны и, учитывая вероятность установления противниками морской блокады, обеспечить максимум самоснабжения страны военными материалами и продовольствием {529}.

Существенной особенностью будущей войны считался её истребительный характер, то есть борьба не только против вооруженных сил противника, но и против его народа. "Тотальная война беспощадна", - писал Людендорф. Фашистский военный журнал провозглашал: "Война будущего [153] является тотальной не только по напряжению всех сил, но и по своим последствиям; иными словами: по внутренней логике тотальной войны ей соответствует такая же победа. Тотальная победа означает полное уничтожение побежденного народа, его полное и окончательное исчезновение со сцены истории" {530}.

В теоретических измышлениях немецко-фашистских милитаристов подчеркивались преимущества, которые дает отрицание норм международного права и обычаев ведения войны. "Чем энергичнее одна из сторон использует боевые средства нового времени, - говорил Бухфинк, - чем беззастенчивее она переходит все границы традиционных представлений о военном и международном праве, тем сильнее проявляется её превосходство" {531}. Фюрер откровенничал с одним из своих приближенных - Раушнингом: "Воздушные налеты, неслыханные по своей массированности, диверсии, террор, акты саботажа, покушения, убийства руководящих лиц, сокрушительные нападения на все слабые пункты вражеской обороны внезапно, в одну и ту же секунду... Я не остановлюсь ни перед чем. Никакое так называемое международное право не удержит меня от того, чтобы использовать предоставляющееся мне преимущество. Следующая война будет неслыханно жестокой и кровавой" {532}. Так обосновывались и оправдывались варварские методы ведения войны, примененные вскоре на практике.

Немецкие военные теоретики, как правило, отдавали себе отчет в том, что затяжная война может окончиться для господствующего класса Германии катастрофой. Поэтому они считали, что "руководство тотальной войной будет исходить из того, чтобы как можно быстрее её закончить и таким образом не подвергать опасности исход войны вследствие нарушения сплоченности народа и возникновения экономических трудностей, которые не замедлят отразиться на народе и на ведении войны, если она затянется" {533}. Это обстоятельство заставляло германских милитаристов уделять большое внимание разработке стратегической концепции "молниеносной войны", идея которой в свое время была выдвинута Шлиффеном. Анализируя опыт первой мировой войны, они единодушно пришли к выводу, что провал плана Шлиффена обусловлен не его порочностью, а ошибками германского командования, прежде всего Мольтке-младшего. Немецко-фашистские теоретики, генеральный штаб и командование вермахта настойчиво искали пути осуществления идей быстротечных операций и кампаний на основе использования новейших средств вооруженной борьбы. В этом они усматривали единственную возможность преодолеть явное несоответствие своих далеко идущих завоевательных планов экономическому и военному потенциалам Германии.

В 1933 - 1935 гг. многие проблемы "молниеносной войны" еще не были решены, и вокруг них развернулась полемика. Довольно влиятельная группа генералов и офицеров немецко-фашистской армии, взгляды которых мало отличались от оперативно-стратегических концепций первой мировой войны, отдавали предпочтение традиционным родам войск: пехоте, артиллерии, кавалерии. Они проявляли осторожность и даже некоторый скептицизм в оценке новой техники, в частности возможности самостоятельного оперативного использования танков и механизированных войск. Эта группа сомневалась, что в будущем можно избежать позиционных форм вооруженной борьбы. Критикуя подобные взгляды, военный еженедельник писал: "Громадное большинство генералов любит позиционную войну и осаду; там они имеют время на обдумывание, отсутствуют [154] неожиданности, нет никакой необходимости принимать быстрые решения" {534}.

Другая группа военных теоретиков и практиков была склонна переоценивать роль новейших средств борьбы, полагая, что внезапные и массированные удары танковых и мотомеханизированных войск во взаимодействии с авиацией обеспечат победу Германии в молниеносных кампаниях и войне в целом. Так, Гудериан, смакуя, описывал картину блицкрига: "В одну из ночей откроются двери авиационных ангаров и армейских автопарков, завоют моторы и части устремятся вперед. Первым неожиданным ударом с воздуха будут разрушены и захвачены важные промышленные и сырьевые районы, что выключит их из военного производства. Правительственные и военные центры противника окажутся парализованными, а его транспортная система нарушенной. В первом же внезапном стратегическом наступлении войска проникнут более или менее далеко в глубь территории противника... За первой волной авиации и механизированных войск последуют моторизованные пехотные дивизии с целью удержать захваченные территории и высвободить подвижные соединения для очередного удара" {535}.

Концепция "молниеносной войны" вполне отвечала авантюристическим устремлениям фашистских руководителей и пользовалась их безусловной поддержкой. Из нее, как и из более общей доктрины тотальной войны, германские милитаристы исходили в строительстве вооруженных сил. С приходом гитлеровцев к власти немедленно был взят курс на создание массовой, многомиллионной, высокомеханизированной армии. Теория малых профессиональных армий, которая и ранее не пользовалась успехом среди германских милитаристов, была решительно отброшена. 9 мая 1935 г. "Берлинер Бёрзенцайтунг" писала: "Ложный путь, приведший к вере в маленькие, хорошо оснащенные армии, которые основаны на долгосрочной службе, окончен. Как и в первую мировую войну, в новой войне придется считаться с вооруженной силой нации, то есть с многомиллионными армиями".

Быстрое развертывание 100-тысячного рейхсвера в массовую армию стало возможным потому, что эта армия создавалась еще в годы Веймарской республики. Уже тогда были подготовлены кадры офицеров и унтер-офицеров, разработаны образцы вооружения и налажено их производство. Это, хотя и с оговорками, вынуждены признать буржуазные историки. "Во время захвата власти, - пишет немецко-фашистский военный теоретик генерал В. Эрфурт, - Гитлер нашел часть своих военных планов уже осуществленными в результате деятельности генерального штаба сухопутных сил" {536}.

Однако темпы роста вооруженных сил в первые же годы господства фашистов намного превзошли прежние намерения генералов рейсхвера. По плану "А", разработанному командованием рейхсвера в 1932 г., предусматривалось к 31 марта 1938 г. завершить подготовку к развертыванию 21 пехотной дивизии. Эта задача была выполнена уже к октябрю 1934 г.

Решающий шаг на пути развертывания вооруженных сил для осуществления агрессивных акций был сделан 16 марта 1935 г., когда в Германии вышел закон о создании вермахта и вводилась всеобщая воинская повинность. Сухопутная армия мирного времени определялась в 36 дивизий, объединенных в 12 армейских корпусов. Вооруженные силы, [155] получившие официальное название "вермахт", делились на три вида: сухопутную армию, военно-морской и военно-воздушный флоты, имевшие собственные главные командования. Министерство рейхсвера преобразовывалось в имперское военное министерство. От имени фюрера и верховного главнокомандующего координацию и практическое руководство всеми видами вооруженных сил осуществлял военный министр генерал Бломберг {537}.

В связи с введением всеобщей воинской повинности гитлеровское правительство официально заявило, что не считает себя связанным ограничениями в вопросах вооружения, наложенными Версальским договором {538}. Западные державы, подписавшие договор, реагировали на это лишь формальными нотами протеста. Такое поведение Англии, Франции и Италии, писал французский посол в Берлине А. Франсуа-Понсэ, убеждало Гитлера в том, что "он может себе позволить все и даже предписывать свои законы Европе" {539}.

21 мая 1935 г. был принят закон, определявший призывной контингент, сроки службы в вермахте, обязанности и права военнослужащих {540}. Устанавливая поначалу одногодичный срок действительной службы в армии, гитлеровцы стремились за короткое время подготовить кадры для агрессивной войны. Однако по настоянию главного командования сухопутной армии, указывавшего на отрицательные последствия ускоренной подготовки солдат, с 24 августа 1936 г. срок действительной службы был увеличен до двух лет {541}. 16 марта 1935 г. германское правительство объявило, что оно доводит количество дивизий до 36. Однако и этот предел вскоре был превзойден {542}. О росте сухопутных сил фашистской Германии свидетельствует следующая таблица.

Таблица 9. Темпы роста сухопутных сил Германии {543}

В 1935 г. было создано 11 корпусных и 3 окружных военных командования. Численность сухопутных сил достигла 300 тыс., то есть в три раза превысила количество личного состава, определенного Версальским договором. С учетом военно-морского и военно-воздушного флотов и всех вспомогательных войск личный состав достиг 900 тыс. [156]

Базой для формирования массовой армии служил не только рейхсвер, но и полиция, значительная часть которой находилась на казарменном положении. Организованная по армейскому принципу, она проходила регулярную боевую подготовку. Из полиции было взято около 2500 офицеров для вермахта {544}. Вермахт пополнялся за счёт кадров различных военизированных организаций, примыкавших к нацистской партии: СА, гитлерюгенда, национал-социалистских автомобильного и авиационного корпусов, спортивных обществ.

Важной задачей гитлерюгенда, насчитывавшего к началу войны до 8 млн. юношей {545} являлась военная подготовка молодежи и воспитание её в милитаристско-фашистском духе. Построенная по военному образцу, эта организация имела свои части и подразделения, члены её носили униформу, имели ранги и звания, обучались стрелковому делу под руководством офицеров-инструкторов. Один из руководителей гитлерюгенда заявил: "С течением времени мы хотим добиться того, чтобы немецкие школьники так же уверенно обращались с оружием, как с пером".

Помимо выполнения охранно-полицейских функций отряды СА занимались военной подготовкой допризывников и демобилизованных. Хотя по вооружению и боевой подготовке штурмовые отряды, несомненно, значительно уступали рейхсверу и формально не подчинялись его командованию, тем не менее они получали от него указания о военной подготовке своих членов. Прежде чем вступить в вермахт, молодежь должна была пройти военное обучение в отрядах СА или других военизированных организациях.

В составе СА были созданы специальные соединения, предназначенные для военных действий к востоку от Германии. Они были оснащены и обучены как кадровые войска. К началу 1936 г. имелось 34 таких соединения, каждое из которых по своей численности приближалось к пехотной дивизии, а в целом они насчитывали до 320 тыс. человек {546}

Подготовку кадров для танковых и моторизованных войск вел нацистский автомобильный корпус, который охватывал до 400 тыс. автомобилистов и имел мощную техническую учебную базу: 26 автомотошкол, 23 отдельные мотогруппы. В его распоряжении было около 150 тыс. автомашин и мотоциклов {547} Деятельность этой организации способствовала быстрому развертыванию фашистских танковых войск, превращению их в главную ударную силу сухопутной армии. В течение двух лет гитлеровцам удалось создать три танковые дивизии, вооруженные новейшими для того времени танками T-I и Т-II. Одной из дивизий командовал Гудериан.

Еще более быстрыми темпами развивалась авиация. В марте 1935 г. Геринг хвастливо заявлял: "Я намереваюсь создать военно-воздушные силы, которые, когда пробьет час, обрушатся на врага подобно карающей деснице возмездия. Противник должен считать себя побежденным еще до того, как он начнет сражаться" {548} Военно-воздушные силы создавались с таким расчетом, чтобы не только взаимодействовать с другими видами вооруженных сил, прежде всего с сухопутной армией, но и самостоятельно вести воздушную войну. Основное внимание сосредоточивалось [157] на наступательных силах - бомбардировочной авиации. В конце 1933 г. гитлеровское правительство приняло решение к 1 октября 1935 г. увеличить парк ВВС до 1610 боевых самолетов, из них бомбардировщиков - почти 50 процентов, разведчиков - 30, истребителей - 12, самолетов морской авиации - 6 процентов {549}. Эта программа была досрочно выполнена благодаря заблаговременно созданной мощной авиационной промышленности.

Личный состав ВВС готовился в летных школах гражданской авиации и многочисленных спортивных союзах. К 1933 г. только общество "Спортфлюг" и его филиалы подготовили 3200 летчиков и 17 тыс. планеристов {550}. Министерство авиации во главе с Герингом осуществляло руководство всей деятельностью по подготовке и созданию мощного военно-воздушного флота. Спортивные общества и клубы были объединены в "Германский союз спортивной авиации", основу которого составил нацистский авиационный корпус.

В июле 1934 г. была принята программа строительства ВВС, которая предусматривала создание военно-воздушных сил в составе 4021 самолета (из них половина учебные). Авиационные предприятия должны были поставить дополнительно к уже имевшимся 894 бомбардировщика, 245 истребителей, 662 самолета-разведчика, 153 самолета морской авиации {551}. Эта программа также проводилась в жизнь.

Развитие военной авиации приняло такие широкие масштабы, что скрывать этот факт стало невозможно. 10 марта 1935 г. Геринг официально объявил о решении германского правительства создать военно-воздушные силы. К тому времени Германия имела 2500 самолетов, из них 800 боевых {552}. Было сформировано 20 боевых эскадрилий, в том числе 4 истребительные, 7 бомбардировочных, 5 разведывательных; 20 эскадрилий имелось при летных училищах {553}.

Для развития военно-морского флота гитлеровцы получили от Веймарской республики еще более солидную базу, чем для ВВС. С 1933 г. гитлеровцы значительно расширили программу и ускорили темпы военно-морского строительства. Быстро нарастали бюджетные ассигнования на флот. В дополнение к запланированным ассигнованиям на 1933 г. в сумме 186 млн. марок в феврале - апреле этого года было выделено еще 115,7 млн. марок. В 1934 г. ассигнования составили 487 млн. марок, а в 1935 г. - 650 млн. марок {554}. Личный состав ВМС вырос за эти годы более чем вдвое и составил в 1935 г. 34 тыс. матросов и офицеров {555}. В 1934 г. были спущены; со стапелей на воду и в 1935 г. вошли в строй второй броненосец ("карманный" линкор) "Адмирал Шеер" водоизмещением 12,1 тыс. тонн, крейсер "Нюрнберг" (6980 тонн). Кроме того, в это время находились на стапелях 3 линкора (из них два крупных - по 31,8 тыс. брутто-тонн каждый), тяжелый крейсер, эсминцы и другие корабли {556}.

Новым толчком к усилению гонки военно-морских вооружений послужило англо-германское соглашение, заключенное 18 июня 1935 г. Германия получила право иметь флот, составлявший 35 процентов, а по подводным лодкам - даже 45 процентов от английского, причем в будущем [158] она могла создать подводный флот, равный английскому {557} Поскольку общий тоннаж кораблей английского военно-морского флота составлял в то время 1 200 тыс. тонн, Германия получила возможность создать флот в 420 тыс. тонн. Фактически же общий тоннаж её флота составлял 112,2 тыс. тонн, а за вычетом совершенно устаревших броненосцев - 78 тыс. тонн. Следовательно, фашистская Германия могла увеличить свой флот в 5,5 раза {558}

Для гитлеровцев это соглашение имело огромное военное и политическое значение. Оно фактически легализовало перевооружение фашистского рейха и поощряло его руководителей на дальнейшие нарушения международно-правовых обязательств и, естественно, вызвало ликование в стане гитлеровцев. На Нюрнбергском процессе Риббентроп говорил: "Гитлер и я были весьма довольны этим договором, Гитлер был счастлив, как никогда" {559}

После заключения морского соглашения развернулось лихорадочное строительство большого германского военного флота. 12 подводных лодок, тайное строительство которых началось давно, немедленно вошли в строй. Кроме уже заложенных на стапелях вскоре началось строительство двух линейных кораблей водоизмещением 41,7 тыс. тонн и 42,9 тыс. тонн, ряда тяжелых крейсеров, эсминцев, 24 подводных лодок {560}

21 мая 1935 г. фашистское правительство приняло закон "Об обороне империи", который вплоть до начала второй мировой войны держался в тайне. В нем определялись обязанности военных и гражданских властей при подготовке, развязывании и ведении войны. Закон предоставил Гитлеру право принимать единоличные решения о введении военного положения в стране, всеобщей мобилизации и объявлении войны {561} На Нюрнбергском процессе закон об обороне квалифицировался как краеугольный камень всей подготовки нацистской Германии к войне.

Стремясь превратить вооруженные силы в послушное орудие своей политики, гитлеровцы уделяли особое внимание их фашизации. На руководящие должности в военном министерстве и главных командованиях видов вооруженных сил были поставлены наиболее преданные фашизму генералы и адмиралы: Бломберг, Рейхенау, Редер, Фрич, Кейтель, Йодль.

2 августа 1934 г., сразу после смерти престарелого президента Гинденбурга, верховным главнокомандующим вооруженными силами был объявлен Гитлер, и в тот же день войска были приведены к присяге. В ней, в частности, говорилось: "Клянусь перед господом богом этой священной присягой безоговорочно повиноваться фюреру германской империи и народа - Адольфу Гитлеру, верховному главнокомандующему вооруженными силами..." {562} Если присяга Веймарской республики требовала служения германскому государству и верности его конституции, то эта - верности и безоговорочного повиновения Гитлеру. Она сыграла немаловажную роль в превращении германских вооруженных сил в покорное воле нацистов средство осуществления их агрессивных планов.

Вместе с тем нельзя согласиться с утверждением бывших гитлеровских генералов и офицеров, будто эта присяга, и только она, заставила их верно служить фюреру, совершать преступления против народов, [159] ставших жертвами фашистской агрессии. Завоевателями и поработителями они стали помимо клятвенных обязательств Гитлеру. Показательно и то, что присяга была подготовлена генералами, которые затем обеспечили приведение к ней всего личного состава рейхсвера. По приказу Бломберга текст присяги составил его ближайший помощник генерал Рейхенау {563}. Никто из германских генералов и офицеров не отказался присягнуть на верность фюреру {564}. В соответстврш с духом фашистского государства, его агрессивной политикой гитлеровцы изменили формулировку "обязанностей германского солдата". Если ранее говорилось, что рейхсвер служит государству, а не партиям (что отнюдь не отвечало действительности), то новый текст гласил: "Вермахт является носителем вооруженной силы немецкого народа. Он защищает германскую империю и отечество, объединенный национал-социализмом народ и его жизненное пространство" {565}. Включение в документ фашистского лозунга "жизненного пространства" определило служебное предназначение вермахта как орудия захватнической политики германского империализма.

Фашизация рейхсвера и его преемника - вермахта выражалась и в насаждении внешних форм нацизма - эмблем, приветствий (вне строя), различных ритуалов. Особое значение гитлеровцы придавали идеологической обработке личного состава в духе фашистского милитаризма. Пропаганда антикоммунизма, расизма, национал-шовинизма, прославление грубой силы и войны составляли её основу.

На словах нацисты утверждали, что их армия стоит вне политики и в ней не допускается проведение "партийной пропаганды" {566}. На деле это означало лишь запрещение вести в вооруженных силах любую пропаганду, кроме фашистской. Многочисленные документы, опубликованные в послевоенный период, свидетельствуют о том, что руководство рейхсвера и вермахта проявляло постоянную заботу об усилении фашистской пропаганды среди личного состава вооруженных сил. Так, в директиве от 21 ноября 1933 г. военный министр требовал, чтобы пресса, радио, другие средства пропаганды направляли свои усилия на насыщение вермахта национал-социалистскими идеями и борьбу вермахта против коммунизма {567}. В директиве Бломберга от 4 апреля 1934 г. о внедрении национал-социалистской идеологии в вермахт отмечалось: "Первый год национал-социалистского государства заложил основы для политического и экономического возрождения нации. Второй год на первый план ставит насыщение нации руководящими идеями национал-социалистского государства... Это в полной мере относится и к вермахту... Поэтому я требую, чтобы в будущем занятиям по текущей политике в вермахте во всех инстанциях придавалось еще большее значение и повышенное внимание" {568}. Руководства вермахта обязывало всех офицеров изучать национал-социалистское учение и организовало специальные занятия для них {569}.

В то же время нацистское руководство требовало от всех партийных инстанций тесной связи с вермахтом, сотрудничества с его командованием, [160] в том числе в вопросах воспитания личного состава. В этом отношении характерно директивное письмо заместителя фюрера Гесса от 13 мая 1935 г. В нем подчеркивалось, что единство нацистской партии и вермахта является решающим фактором, от которого зависит судьба немецкой нации. "В то время как национал-социалистская рабочая партия Германии является единственным носителем политической воли немецкого народа, - писал Гесс, - армия - единственным носителем оружия... маршируя порознь, они работают совместно над созданием основ солдатской национал-социалистской Германии... Я ожидаю от всех партийных инстанций, что они всегда и всюду будут обеспечивать выполнение задач и нужд вермахта, поддерживать их служебные органы во всех отношениях и тесно с ними сотрудничать... Я ожидаю от всех руководителей, но особенно от носителей высшей власти, что они сделают, несмотря на возникающие мелкие недоразумения, все для углубления взаимопонимания и обеспечения еще более тесной связи партии с вермахтом" {570}.

Кульминационным пунктом лихорадочной деятельности гитлеровцев по превращению Германии в государство войны в 1933 - 1935 гг. был седьмой съезд национал-социалистской партии, состоявшийся в сентябре 1935 г. Съезд был назван "партийным съездом свободы", а 1935 год - "годом свободы". Нацисты объявили, что теперь наконец немцы обрели долгожданную "свободу" - военный суверенитет, свободу вооружаться. Съезд прошел как открытая демонстрация быстро возраставшей военной мощи фашистского государства и как грандиозная пропагандистская акция, предназначенная для идеологической и психологической обработки немецкого населения в интересах подготовки войны.

Характерно, что антидемократическая, ультрареакционная и милитаристская сущность гитлеровской партии нашла свое выражение не только в выступлениях на данном съезде (как и на других), но и в специфической форме его проведения. Не было ни отчетного доклада, ни его обсуждения, не было и выборов руководящего органа партии. Все это считалось несовместимым с "принципом фюрерства". Вместо отчетного доклада было зачитано обращение Гитлера. Речи почти всех ораторов, особенно главных идеологов фашизма Розенберга и Геббельса, были посвящены "обоснованию" антикоммунизма, расизма и милитаризма.

Основные мероприятия съезда проходили не столько в зале заседаний, сколько на огромной специально оборудованной площади на окраине Нюрнберга, где нацистская верхушка проводила смотр массовых военизированных организаций: ЗA, CC, нацистских автомобильного и авиационного корпусов, "рабочего фронта", отрядов отбывающих трудовую повинность, гитлерюгенда и национал-социалистской организации женщин. Каждый день посвящался одной из этих организаций. Имперский руководитель каждой из них по-военному рапортовал Гитлеру, который затем выступал перед выстроившимися колоннами с речью. После каждого митинга проводился парад. За время съезда более 300 тыс. функционеров нацистской партии, членов СА и СС, представителей организаций трудовой повинности, молодых нацистов из гитлерюгенда в униформах прошли перед трибуной, на которой находились властители "третьей империи". Шестой, заключительный день съезда посвящался вермахту. В этот день помимо речей и парадного марша многотысячных колонн войск были проведены показательные учения мотопехоты, бронетанковых войск, артиллерии, авиации с боевой стрельбой и бомбометанием. Все это должно было оглушить зрителей и слушателей радио, вселить веру в мощь и непобедимость немецкого оружия, возможность реализации захватнических планов, начертанных в библии фашизма - "Майн кампф". [161]

Милитаристско-фашистская геббельсовская пропаганда в дни "работы" съезда была нацелена не столько на разум, сколько на чувства немцев. Грандиозный многодневный спектакль, разыгранный в Нюрнберге, многочисленные речи Гитлера и других нацистских руководителей ловко приспосабливались к психологии немецкого обывателя и пробуждали в нем самые низменные шовинистические, реваншистские, агрессивные чувства и мысли.

Используя разветвленный аппарат террора - гестапо, СС, военную контрразведку, гитлеровцы пресекали проникновение в среду солдат и офицеров демократических и антивоенных настроений, выражений недовольства фашистскими порядками. Никто не протестовал дважды, ибо за любое оппозиционное суждение каждого немца ждал концлагерь или смертная казнь. Фашистской пропаганде была обеспечена полная монополия. Дополняя террор и взаимодействуя с ним, она, по существу, контролировала поведение и даже мысли и чувства каждого, и особенно солдат вермахта. Гитлеровцы стремились воспитать "бойца", слепо повинующегося воле фюрера и готового беспрекословно выполнить любой приказ фашистского командования. Уже первые годы нацистского режима показали, какую огромную опасность для соседних народов и самой немецкой нации несет духовное растление молодежи, солдат человеконенавистнической фашистской идеологией.

Таким образом, фашистский переворот в Германии явился поворотным пунктом в практической подготовке к войне во всей политике германского империализма, в развертывании его военно-экономического, морально-психологического и военного потенциалов. Он привел к возникновению в центре Европы опаснейшего очага войны. Дух милитаризма пропитывал всю общественную жизнь "третьего рейха".

Прогрессивные силы, и прежде всего Советский Союз, коммунисты всего мира внимательно следили за развитием событий в Германии и мобилизовали массы на борьбу против фашизма. Коммунисты дали глубокую социально-политическую оценку процессам, происходившим в 1933 - 1935 гг. в этой стране. "Дело явным образом идет к новой войне" {571}, - указывалось в январе 1934 г. в Отчетном докладе XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б).

О превращении фашистской Германии в государство войны предупреждали и некоторые буржуазные деятели. Например, посол США Додд сообщал 5 апреля 1935 г. своему правительству: "По всей Германии воздвигнуты огромные казармы, окруженные большими учебными плацами, и многочисленные аэродромы, на которых день и ночь тренируются крупные бомбардировщики... Из этих фактов вы можете заключить, что война является здесь непосредственной и главной целью" {572}.

Ярко описывал обстановку в Германии вскоре после прихода к власти гитлеровцев бывший офицер немецкого генерального штаба С. Эркнер: "Образ жизни армии выступает в качестве всеобщей социальной формы существования общества, силы которого полностью мобилизованы на подготовку войны. Все безраздельно подчиняется армии. Казармы и война создают атмосферу каждого дня. Конституция претерпела существенные изменения. Вся государственная деятельность мирного времени ограничивается военными рамками. Государство перестало заниматься обычными [162] проблемами мирной жизни. На глазах у всех оно превратилось в военное государство - то есть такое, первейшей функцией которого стала подготовка к войне... Военные критерии и военная иерархия стали неотделимы от всей жизни общества. В гитлеровской Германии все, абсолютно все - люди и вещи - существует отныне, лишь находясь в зависимости от войны, то есть применительно к условиям военного времени" {573}.

Создав к 1935 г. довольно внушительную военную силу, гитлеровцы начали переходить к конкретным агрессивным акциям, стремясь испытать свою армию и создать предпосылки для захватов. Первой такой акцией была операция под кодовым названием "Шулунг", которая предусматривала вступление вермахта в демилитаризованную Рейнскую зону. Директива о подготовке этой операции была издана военным министром Бломбергом 2 мая 1935 г. Дата проведения операции ставилась в зависимость от внешнеполитической ситуации. 7 марта 1936 г. такой момент наступил.

Осенью 1935 г. командование вермахта разработало первый детальный план войны против Франции под кодовым названием "Рот". Тогда же были составлены планы вторжения в Австрию ("Отто") и Чехословакию ("Грюн") {574}.

В полную силу заработал немецко-фашистский генеральный штаб, планировавший огонь и смерть соседним странам. Над Европой нависла страшная угроза немецко-фашистского нашествия, порабощения и даже физического уничтожения её народов. Никогда еще человечество не стояло перед такой угрозой. Казалось бы, все страны, все политические партии должны были объединиться, чтобы сообща воздвигнуть защитный барьер на пути германской агрессии, но этого не произошло - напротив, Англия, США и Франция вместо противодействия все более поощряли агрессивные планы гитлеровской Германии.

Оглавление. Рождение Второй мировой войны