Александр Констатинович Горский

(1886 - 1943)

Имя А. К. Горского мыслителя и поэта, в истории русской философии незаслуженно оттеснилось как бы на второй план: заслонено оно мощными фигурами его современников и собратьев по любомудрию - П. А. Флоренского, Н. А. Бердяева, Л. И. Шестова, Н. О. Лосского и других. Способствовали тому и объективные причины. Большинство его работ или вовсе не было опубликовано, или увидело свет ничтожным тиражом в провинциальном русско-китайское городке Харбине в конце 20-х гг. Между тем и личность, и идеи Горского настолько глубоки и оригинальны, что заслуживают постановки в тот ряд светочей национального духа, которым по праву гордится каждый народ

Он родился в семье священника. Отец, по свидетельству сына, был "человеком мощного творческого духа и прекрасной, нежной души". Многие из его качеств унаследовал Александр Константинович. Но путь сына был иным, хотя вначале и походил на путь большинства детей из духовного звания. Учеба в духовном училище, в Черниговской семинарии, а затем в Духовной академии Троице-Сергиевой лавры, где, как выразился Горский в одной из записных книжек, которые вел на протяжении всей юности, "лоно природы, горнило культуры и сердце религии - в одной точке". А внутренне в нем совершалась колоссальная работа духа и души. Он много читает: из светских авторов особенно Ф. Достоевского и Вл. Соловьева; снова и снова постигает "бездонную глубину" Священного писания. Переживает "уход" Толстого как "рубеж нового качества", посещает религиозно-философское общество. Интересуется символизмом, пишет стихи, глубоко воспринимает идеи психоанализа

И наконец, знакомится с учением Н. Ф. Фёдорова, которое постепенно входит в его сознание, определяет судьбу на годы, десятилетия, на всю жизнь. По окончании академии ему - одному из лучших, талантливых, образованных выпускников - ректор предложил сан епископа, и не где-нибудь, а в столице, в Петербурге. Но Горский избирает особый путь, в чем-то сходный с путем Алеши Карамазова: путь подвижника в миру. По благословению монаха-схимника он женится и идет в мир. Брак его был обручничеством, ибо и самое существо брака он понимал особо, следуя тут "Смыслу любви" Вл. Соловьева. Слова Христа "да будут двое одна плоть" он воспринял как завет преодоления полового раскола, восстановления целостного состава человека. Путь к "новому небу" и "новой земле" видится ему в творческой работе над преображением плоти, над обретением "нового тела", духовного, всемогущего, не подверженного распаду и тлению. Брачный союз становится, по мысли Горского, именно приуготовлением к метаморфозе пола, раскрытием в другом "образа Божия", восполнением друг друга до "целостного человека". "Оба его члена, - пишет Александр Константинович, - должны являться друг для друга иконами, т. е. путями к восхождению к Первообразу, а не тормозами на этих путях". Горский творчески, нравственно-активно развивает идеи Фрейда об эросе как "влечении к жизни", противостоящем разрушению и небытию. Центральной темой его писаний становится идея регулятивной, преобразовательной эротики. Ей мыслитель посвятит работу "Огромный очерк" (1924) и ряд писем последних лет жизни.  

Горский исходит из того, что в глубинах эроса таится, пусть скрыто и неосознанно, стремление к полноте и совершенству, жажда "космического расширения существа", протест против времени и смерти (вспомним здесь Вл. Соловьева). И в этом смысле эротическое возбуждение неожиданным образом оказывается, по Горскому, сродни возбуждению творческому. Ибо последним в сокровенной его глубине движет мечта о новой, совершенной природе, что, по выражению М. Ю. Лермонтова, будет полнее и прекраснее той, к которой мы прикованы. "Искусство, - утверждает мыслитель, - всегда греза о новом теле" - в этом смысл и таинственного явления музы, и того "лирического волнения", что отлично от "житейского" своей целенаправленностью, конструктивностью, созидательной силой. Но в человеке эрос и творчество разведены. Первый не нуждается в "высших восприятиях", будто намеренно "выключает" сознание, как бы отсекает голову. Второе же базируется именно на этих "высших восприятиях". И в этом - одно из фундаментальных противоречий цивилизации и культуры, о чем предупреждал еще Фрейд, говоря, что их рост и развитие совершаются по мере утончения "высших восприятий", а значит, ведут к заграждениям на пути половых влечений, к частичной, а возможно, когда-нибудь и полной их блокировке. Налицо - угроза существованию человечества просто как биологического вида (подобный исход предвидел и Боратынский: см. его стихотворение "Последняя смерть"). С другой же стороны развивается неудовлетворенность искусством как таковым, ибо ему, на какие бы высоты оно ни поднималось, никогда не перешагнуть рокового барьера, отделяющего мертвые подобия от творчества действительной жизни

Выход из этого противоречия Горский видит в необходимости управления эротической энергией, просветления её светом сознания. И здесь мыслитель в большой мере опирается на опыт христианских подвижников, смело расширяя его границы. Он считает, что та регуляция психики, тот труд внимания, трезвения, душевной и духовной концентрации (которая, кстати, частично захватывает-таки тело - по преимуществу Дыхательные центры: вспомним регуляцию дыхания в молитвенной практике монахов-исихастов), что даны в опыте "умного делания", должны не отсекать эротические центры, а напротив - озарить их светом, стяжаемым в молитве, направить концентрируемую там энергию в должное русло: на преображение тела, на восстановление и истинное творчество жизни

Общение с Сетницким  не прерывается и после того, как последний в 1925 г. уехал на работу в Харбин. Друзья обмениваются письмами. Горский посылает туда для опубликования несколько своих работ: "Рай на земле. К идеологии творчества Ф. М. Достоевского и Н. Ф. Фёдорова", "Перед лицем смерти. Л. Н. Толстой и Н. Ф. Фёдоров". А также серию очерков под общим названием "Н. Ф. Фёдоров и современность" (печатались под псевдонимом А. Остромиров). Один из очерков - "Организация мировоздействия" (1928) - мы и предлагаем читателю. Здесь Горский стремится в полном объеме раскрыть Фёдоровское понятие "регуляции" и из разных областей современного ему знания, техники, искусства собрать те идеи, эксперименты и начинания, которые так или иначе лежат в этом русле. Причем не просто собрать, а как бы высветлить их лучом высшего воскресительного идеала

Весьма часто "регуляция природы" - в философии, в науке и сплошь и рядом на практике - понималась и, увы, понимается и до сего дня лишь как внешнее, механическое, орудийное воздействие на природу (путем создания совершенных механизмов и машин). Вспомним хотя бы Н. А. Умова. Горский вслед за Фёдоровым утверждает, что одной голой техникой задач регуляции никак не решить. Необходима параллельная перестройка человеческого организма, регуляция психики, т. е. тот "органический" прогресс, который в совершеннолетнем человечестве должен заменить нынешний технический. Мировоздействие, считает Горский, лишь тогда станет устойчивым и прочным, когда мощь, свойственная машине-, станет внутренней мощью человеческого существа. Эпоха первой половины 20-х гг. была захвачена стремлением к научной организации труда. Был создан Центральный институт труда, издававший собственный журнал. "Фёдоровцы" - Сетницкий, Горский, Муравьёв - организацию труда понимали по-своему. Она виделась им как совокупное, сознательное участие всех в познании мира и управлении им, в "общем деле", в "организации мировоздействия" и, наконец, в воскрешении. Об этом книга Муравьёва "Овладение временем как основная задача организации труда" (1924). Об этом пишет и Горский в предлагаемом очерке. Правильная научная организация труда, по его мнению, требует организации самой науки, нуждается в "новом организационном принципе" - "художественном", поскольку, как уже было сказано, искусство стремится "к воспроизведению органической жизни" (вспомним хотя бы миф о Пигмалионе), но уже "иными путями, нежели путь бессознательной животности", утверждает силу и власть творящего над всею природою. Направлять же объединенные усилия науки и искусства может только религиозный идеал восстановления "всех и вся". Анализируя саму природу научного, творческого, религиозного акта, Горский утверждает необходимость синтеза науки, искусства и религии, их союза и соработничества в общем воскресительном деле. Очерк "Организация мировоздействия" вышел в Харбине в 1928 г., а годом спустя А. Горский был арестован. 8 лет провел он на Севере. Вернулся только в 1937 г., отбывал ссылку в Калуге, а в 1943 г. был вторично репрессирован. Умер, по официальному сообщению, в тульской тюремной больнице

О. Н. Сетницкая, дочь Н. А. Сетницкого, так писала о Горском: "Горский всегда воспринимал жизнь как состоящую из непрерывной борьбы с темными силами, с "имущим державу смерти" и из постоянной победы света, в которой он был неустанным участником. Это была "творческая непрерывка", установка на свет. С утра глаза смотрели победно, как будто в душе играл оркестр и он дирижировал этим оркестром. Это был постоянный молитвенный напор. Эта постоянная радость и победность не подпускала к нему уныния..." Такие же качества стремился он воспитать и в двух своих ученицах, уже упомянутой О. Н. Сетницкой и её подруге Е. А. Крашенинниковой, "дочерне-творческом активе", как называл он их в своих письмах и стихах. Эти "духовные дочери" Горского и сохранили его архив