Тайны царствия небесного 01 - 02

дилась в человеке, - это выход духовной интенции из глубин материи, её заявление на свет. Из тёмного яйца целого проклёвывается первая тонюсенькая дырочка, через которую идеальная нить бытия цепляется и втягивается в божественное ушко - человеческое сознание. Здесь ей дальше развиваться, осуществлять свою судьбу. Важнейший скачок состоялся. В материю ворвался узкий световой туннель сознания, через который вся она когда-нибудь пронесётся в другое, одухотворённое состояние

В человеке начинается осознание духовной составляющей мира, человек - этап её развития, этап развития Бога. Христианство - самое глубокое, хотя и неизбежно спутанное, прозрение космической, вселенской роли человека. Здесь духовная интенция развития мира была представлена в провидческом образе своего завершения - в Боге. Целое не имеет пока своего сознания - оно усилилось его произвести в человеке, одной малой своей точке, и через человека родило пророчество своего финального апофеоза. Возникла самая великая идеалия, вторая реальность Бога. Религиозное творчество в христианстве стало творчеством Бога как высшего идеала человечества и мира. Результаты этого творчества, вырастая из глубочайшего психейного уровня мечты и желания, недаром обнаруживают себя как откровения, непосредственный поток открытий коллективной души человечества, и, следовательно, мира. Поэтому они являются последними истинами не только природы человека, но и судеб мира. Обе реальности Бога: реальность идеальной направленности Бытия и реальность её конечной идеалии, целевой причины, явленной в христианстве, должны совместиться в одну тотальную реальность об'оженного мира. И в этом - разрешение, главная цель мирового развития как теогонического процесса, идущего через человека

Идеи Бога и божественного статуса бытия (обитель Отца, Небесный Иерусалим, Царство Небесное) должны быть верно опознаны и приняты как великий проект для осуществления всем человечеством

Тут уж, кстати, не будет места детски обиженным счётам с парадоксальным Творцом, опустошительному психическому прогоранию или разрушительному, извра-

25

щённому выходу вовне, на бедного ближнего - единственный реальный объект для приложения скрежета зубовного

ВЫСШАЯ ЦЕЛЬ

Идеал по самому смыслу своему есть крайнее, последнее и величайшее задание, к которому стремится человечество

Н. А. Сетницкий

Человек может дать проекцию должного Абсолюта в силу поразительного качества своего существа: извлекать смысл всего - происходящего, живущего, возникающего в голове. Смысл вещи есть её соотнесённость с мыслью, с духом, с духовной интенцией бытия, следовательно, с Богом, точнее, извлечение из этой вещи мысли, определение того, как и насколько она служит духу, работает на его развитие. Бессмысленное есть бездуховное, непригодное для Бога. Уходят люди, события, эпохи, но остаётся смысл, духовно запечатлеваемый человечеством, накапливаемый и передаваемый живыми его носителями. Смысл вещей, смысл существования - духовный гребень преходящих волн жизни, гребень не убывающий, а всё растущий. Прозрение этого смысла в той или иной глубине и объёме руководит людьми в их жизни и деятельности, в образовании ими своего идеала, образа должного бытия

Человек - единственное из живых существ, которое не только живёт и живёт тем, что есть, но постоянно соотносит свою жизнь с тем, что должно быть, и стремиться к этому. Эта способность постоянно в массе упражняется на самом бытовом, окружно жизненном материале. Постановка целей, без которых человек не живёт, от самых близких, связанных с насущными потребностями, до проектирующих отдаленное будущее, есть одно из её осуществлений. Эта потребность долженствования призвана наполниться адекватным ей, высшим, идеальным содержанием. Поэтому над кишением целей, больших и малых, индивидуальных и общественно-исторических, всегда возникает понятие высшей цели, как и

26

высшего идеала, к которому должна стремиться такая цель. Если целеполагание - специфически сознательный акт, знак особого достоинства человека, то постановка высшей цели обнаруживает в нём некоторое сверхстремление, потребность превзойти себя в своём сегодняшнем социальном, историческом, биологическом качестве, превзойти себя как человека - и есть всегда глубоко религиозный акт

Бывают эпохи, когда группа, класс, национальная, религиозная и ещё какая-либо общность людей озаряются общей целью, которая достаточно их захватывает, чтобы занять на некоторое время место высшей цели, т. е. удовлетворить самой глубокой и необходимой потребности человека - потребности смысла жизни. Это, несмотря ни на что, счастливые эпохи, но и наименее метафизические: идёт честный самообман, удовлетворение суррогатом. Но когда разочарование от неизбежного разоблачения и падения частичной, дефектной цели охватывает людей, истративших на её осуществление душу, совесть, лучшие силы жизни, саму жизнь, создаётся мёртвое поле бесцельной, бессмысленной жизни. И блуждают по нему, и блудят, и отчаиваются, и забываются. И схватывает тогда за горло метафизика удела человеческого, выташнивает скукой, душит тоской и влечётся человек через остаток силы и чистоты, - как в узкую трубу, вылететь из этой свидригайловской закопченной избы, где один паук в углу, на простор, в невиданное движение

Но человечество никогда не позволяло себе жить без тяги высшего идеала, другое дело, что он до сих пор не подхватывал целиком не только всех, но и большинства. Главной заботой религиозного творчества всегда было определение - через такое напряжение коллективной, душевно-духовной работы, что оно прорывало обычные человеческие возможности, - этой высшей цели. Но религиозное творчество - не научное или рассудочно-философское, вершковое познание. Оно подключает всего человека, в том числе его подсознательно-психейные уровни, коллективную пророческую грёзу поколений, в которой встают не только светлые образы, идеальные чаяния, но и боль от векового зла, когда трудно удержаться от мстительных, карательно-воспитательных представлений. К тому же работа осуществляется в уже

27

нажитом человечеством материале древних преданий, страхов, верований, знаний, в языке, наконец. И результат этого творчества не может быть линейно ясен, он изламывается в противоречивый образ, ветвится в метафору и символ. И вот - как в христианстве - основное прозрение, возносящийся шпиль идеала застраивается неприступными стенами будущей небесной обители для немногих избранных, подтачивается кипящими огнём и серой безднами, зарастает жёсткими стеблями догматов, дикими травами суеверий. И вот его уже не так просто разглядеть

А разглядеть надо. Ибо только в христианстве была последовательно явлена эсхатология жизни, эсхатология спасения. Учения о последних вещах, конечном разрешении мировых судеб в других религиозных системах до этого таковыми не являлись, более того, представили в большинстве случаев (языческие верования германских племен с конечной гибелью богов и людей, буддизм и его идеал нирванического "ничто") отчётливую эсхатологию всеобщей гибели

Христианская эсхатологическая катастрофа, конец природного порядка вещей, есть начало "нового неба и новой земли", в которую входят преображённые воскресением поколения. Торжествует новый, не природный, божественный, благой и блаженный порядок бытия, сменяющий природный тип существования

При этом не надо путать двух вещей: природы как совокупности существующего, всей неживой и живой материи (камней, растений, животных, человека) и природного порядка, природного принципа бытия, стоящего на законе вытеснения последующим предыдущего, законе пожирания, полового раскола и смерти. Поход против природного порядка вещей и принципа вовсе не есть посягательство на природу как на совокупность живущего, напротив, её спасение, и не только высших её созданий, человека, но и всей твари, "стенающей и мучающейся доселе" в тисках природного закона. В полемическом уничижении христианского взгляда одно из центральных обвинений - якобы его гордынная ненависть к природе, которая на деле есть ненависть только к природному принципу бытия и его решительное отторжение. Истинно христианская душа не просто любит природу как единство

28

живого многообразия Божьего творения, умея отметить великодушно-предвосхищающей печатью личностности каждую тварь, но и способна, как бы сняв с неё коросту общего с человеком (или, точнее, последовавшего за человеком) грехопадения, умильно предвкусить сердцем райское благоухание будущего Собора всей твари

Природный порядок бытия, как известно, предполагает торжество целого жизни, рода, вида путём смены индивидуальных особей этого целого. Но в самом вале жизни прослеживается стремление к возрастанию сознания, к порождению, наконец, личностного сознания (в человеке), уже не принимающего такой порядок существования как греховный и трагически бессмысленный. Значит, сама природа как бы стремилась к созданию такого своего высшего - пока - творения, которое отменило бы самый принцип её существования. Природа не ошибка творения, не губительный уклон космогонического процесса, а один из этапов становления Мира, через человека обрастающего лесами своего преображения

Но каким принципом заменить природный порядок, где его начатки в этом мире, где его хотя бы малый островок? Только в божественном бытии, явленном или как мечта, как проект и идеалия (для неверующих), или как реально существующее обетованное Царствие Небесное (для верующих). В слове Христа и апостолов Его мы находим некоторое раскрытие, каков этот порядок

БЛАГАЯ ВЕСТЬ МИРУ

Я есмь воскресение и жизнь

Ин. 11:25

Христос приходит с одной вестью, которую Он не устаёт повторять. Его проповедь - о Царствии Божием, Царствии Небесном, которое должно сменить царство мира сего, природный порядок существования, основанный на всеобщем пожирании, смерти, половом расколе,

29

дурной бесконечности вытесняемых и снова рождаемых поколений. Во всех Евангелиях благовествование Христа описывается не иначе как: "...пришёл Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия" (Мк. 1:14). "После сего он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним двенадцать" (Лк. 8:1). Апостолам Своим Христос также заповедует: "Ходя же проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное" (Мф. 10:7); "И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам" (Мф. 24:14). Апостолы после вознесения Христа так и понимают свою основную задачу: "...и он от утра до вечера излагал им учение о Царствии Божием" (Деян. 28:23). Россыпь притч Евангелия от Матфея, открывающихся "Царствие Небесное подобно", обнаруживает, насколько важно для Христа намекнуть, задеть, разбудить ум и душу содержанием своей Вести. Раскрывает её Христос всегда иносказательно, обещая только ученикам дать более прямое знание: "И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним всё бывает в притчах" (Мк. 4:11)

Но вот Христос уже окончил Свою земную проповедь, перед смертью прощается со Своими учениками, и оказывается, что до сих пор это знание ещё не явлено даже им: "Доселе Я говорил вам притчами; но наступает время, когда уже не буду говорить вам притчами; но прямо возвещу вам об Отце" (Ин. 16:25). Так переданное за Христом обнаруживает в Евангелиях свой иносказательно-образный характер и должно ещё быть понято в своей прямой сущности. Это относится прежде всего к теме Царствия Божия. Нравственное учение представлено ясным поучением, точным указанием, а Благая весть чаще всего облекается в символический образ. Есть объяснение самого Христа, Его "не вмещается", в котором трезвая оценка доставшегося Ему уровня человечества. Идея преображения природного порядка существования в радикально иной, божественный строй столь дерзновенна и откровенна безумна, что с трудом вмещается в понимание самых близких, пошедших за Ним. Ученикам, будущим апостолам, проповедникам Его учения, Христос открывает тайны Царствия Небесного осторожно и постепенно, испытуя и закаляя рождающуюся впервые, безумную для земли, юродивую логику

30

Хотя черты Царствия Божия дорисовываются и в проповеди апостолов, и в видении конечных судеб мира в Откровении св. ап. Иоанна Богослова, главное содержание даёт сам Христос, поистине первый Богочеловек, ставший на грани двойного бытия, - данного, природного и другого, бессмертного, божественного. Сам Христос называет себя только "Сыном Человеческим" (единственный раз в его устах звучит согласием: Да, Сын Божий - Ин. 10:36). Только другие, видя Его божественную мудрость и сверхприродную власть, явленную в чудесах, удостоверяют Его: "истинно Ты Сын Божий". И это постоянное "Сын Человеческий" и сейчас звучит загадочным, тайным указанием на возможную буквальную природу Христа. Но кроме буквальной есть ещё и титанически подъятая идейная природа, есть духовное облачение Себя в новую сущность, высший божественный идеал. Он - действительно первый Сын Божий, первый вестник неприродного, бессмертного, божественного бытия

Что Бог есть имя Высшего Идеала, не раз проскальзывает и в Писаниях. Идеал, т. е. бог, может быть разным. Посему бывает и "бог века сего": "Для неверующих, у которых бог века сего ослепил умы" (2 Кор. 4:4), Неверующие, о которых говорит здесь апостол, суть не верующие в Бога истинного, невидимого ещё телесными очами Бога Высшего блага, и поклоняющиеся "Богу века сего", языческому идеалу природного порядка

Мессия, которого ждали иудеи, должен был быть царем Иудейским, грядущим в Силе и Славе для спасения своего народа и установления блаженного царства, не расстававшегося с земными, природными чертами

Поверивши в дерзание и веру Христа в Себя как Сына Божия, все люди, сыны природных отцов, приглашаются к усыновлению духовному, божественному Отцу. "Да будете сынами Отца вашего небесного" (Мф. 5:45). "Ибо все вы сыны Божий по вере во Христа Иисуса" (Гал. 3:26). Отец Небесный - духовная идеальная матрица новой неприродной сущности, по которой родится "сын Божий", житель "нового неба и новой земли". "А тем, которые приняли Его, верующим во имя его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, не от хотения плоти, не от хотения мужа, но от Бога родились" (Ин. 1:12,13). У апостола Павла Бог прямо высту-

31

пает как тот духовный образец, по которому человек строит свою новую сущность. "И облечься в нового человека, созданного по Богу" (Еф. 4:24). Рождение в нового человека, в новый порядок бытия - свыше, от духа, от идеи, содержание которой было дано в слове, благовествовании воплощённого Слова, Высшего Логоса, Христа

Христос - выразитель духовной интенции бытия, "прежде всех век" затканной в мир, которую Он понял как призванную через человеков к полному проявлению в славе. Он не только выразитель, но и само её проявление, выход в свет, явление среди людей. Это явление производит массовое, коллективное пробуждение: открывается даль необъятная высшей прозревающей мечты

И апостолы, и первохристиане вырваны из будничного, отупляющего переживания жизни, охвачены особым метафизическим волнением, вздымаются предчувствиями, роются в самих глубинах своих сердечных чаяний. Все в особом разворошённом внутреннем состоянии, курятся видениями, изрекают пророчества. И снова и снова подстегивает такое состояние апостол: "Духа не угашайте. Пророчества не уничижайте" (1 Фес. 5:19,20). "Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение (1 Кор. 14:31)

В такой атмосфере создаются Евангелия, нарастает предание, возникает обряд. Мобилизуется коллективная творческая способность проектирующей мечты. Идёт особое познание мира в его идеально-должной устремлённости в будущее. Пророчество - инструмент такого познания, мечта о желанном порядке вещей, доведённая до ясновидения, творчество идеала. "Достигайте любви, ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать... Итак, братии, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать" (1 Кор. 14:1,39), пророчествовать, т. е. приложить ухо к самому бытию, суметь почувствовать, как сквозь тебя идёт ток духовного развития мира, разобраться, что в твоей глубиннейшей мечте отвечает его направлению и как стать его активным соделателем. "Итак, не будьте нерассудительны, но познавайте, что есть воля Божия" (Еф. 5:17)

Мечтают, проектируют, пророчествуют прежде всего две способности, те, на которые может опереться чело-

32

век в превозможении собственной природы и земного закона: дух и сердце. Дух - сверхприродное, божественное начало в человеке. Через него и ткётся божественная нить бытия: "Духа не угашайте!" Но пестовать дух не значит становиться профессионалом разума. Ставить вопросы, познавать людей и мир, каковы они есть, благоговеть перед бесконечно большим остатком тайны Вселенной - и встаёт фигура мудреца, книжника, "совопросника века сего". Мудрый и разумный вырастает из этого земного порядка существования, он его высший, духовный свет, невозможный без земной почвы, природных корней, стебля, на которых он распускается как их природное украшение и, главное, оправдание. Вся эта мудрость мудрецов - безумие перед Богом, перед иным, должным порядком бытия. В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них. И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдёте в Царство Небесное" (Мф. 18:1-3). Дитя не мудрит, но любит и жалеет. Оно простирает руки всему миру как родному, в котором исчезновение дорогого лица невозможно, и должно быть чудо, отменяющее страшную невозможность. В нём высказывается другая опора и надежда спасения: сердце, которое у взрослых уже твердеет грубой, защитной коростой. Сердце, которое - если бы можно было бы его у взрослых, сильных, разумных и умеющих, довести до трепетного детского градуса любви и жалости - заставило бы их решительно отторгнуть мир всеобщего пожирания и смерти, покаяться в нём и не только поверить в безумие, но и всеми своими силами начать его осуществлять. "Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия как дитя, тот не войдёт в него" (Мк. 10:15)

"Сокровенный сердца человек" (1 Петр. 3:4) - земной начаток нового творения, пестующий себя для иного порядка бытия в сердце своём . В Евангелиях душа, сталкиваясь с сердцем, отступает, обнаруживая свою земно-телесную, нервно-физиологическую замешанность. Душа бывает прижатая к земле, тяжелая, животная. Недаром, по слову апостола, "тело душевное" сеется и умирает для восстания "тела духовного". Сердце же - 'орган и орг'ан той чистой пронзительной способности жало-

33

сти и любви, которая стонет в человеке за несовершенство, гибель и зло, за другого, за ближнего

Через всё благовествование Христа (и позднее - в поучениях апостолов) проходит последовательное разделение двух порядков бытия, двух царств: земного и небесного. Христос сразу же предупреждает, что он пришёл не "с новой заплатой к ветхой одежде", не с проповедью улучшения, нравственной реформы природной жизни, а с требованием решительной её отмены

Главное и очевидное для всех следствие природной жизни, обличающее её глубинное несовершенство, есть "рабство тлению", подвластность слепым, смертоносным силам как самого человека, так и всей твари. "Истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха". За всеми формами рабства, экономического, юридического, социального, которые единственно доступны пониманию вопрошающих Его: "Мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь "сделаетесь свободными" (Ин. 8:33), - Христос указывает на глубочайшее натуральное рабство человека у самого природного порядка, у первородного греха пожирания и вытеснения, из которого человек вырваться не дерзает, а потому и гибнет неизбежно, ибо "раб не пребывает в доме вечно" (Ин. 8:35). Этому рабству смерти противостоит та "свобода славы", что даётся господством над слепыми силами

Взломать устоявшийся образ природной гармонии, осознать коренное "рабство тлению" этого мира, почувствовать его как глубокий позор не просто трудно, но требует такого с нормально действующей оценки радикального вывиха, который торчит и кривится в юродстве, "юродстве проповеди", погубляющей "разум разумных". "Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное... Для того, чтобы никакая плоть не хвалилась" (1 Кор. 6:27,29). Ведь по самому коренному, метафизическому счёту хвалиться действительно нечем. Самые глубокие "мудрецы мудрецов", "книжники", "совопросники века сего" стяжают те духовные достоинства, которыми как высшими гордится род человеческий. Юродивый взгляд идёт глубже в суть вещей и не ценит этих достоинств как высших. Серьёзная мудрость уважает и ценит лестницу земных заслуг, юродство - нет. Юроди-

34

вый взгляд проницает жизнь как бы sub specie червя, сосущего кость едино царя и сифилитичной проститутки. Нечем гордиться: все там будем, зловонять, истекать слизью и гнилью, крошиться прахом. Эту картинку юродивый всегда имеет в глазу, чувстве и уме

"Чтобы было, как написано: хвалящийся, хвались Господом" (1 Кор. 6:31), тем Высшим Идеалом, для достижения которого необходимо уничтожить червя как оскорбительный, постыдный конец человека, воссоздать из растёкшегося, разрушенного организма новое "тело славы" по образцу "первенца из умерших"

Ибо главная надежда, принесённая Христом, есть победа над смертью и тлением, "жизнь вечная". Одно слово жизнь становится определением Его: "начальник жизни", "жизнь явилась", "слова жизни", "Я пришёл для того, чтоб имели жизнь и имели с избытком" (Ин. 10:10). "Обетование же, которое Он обещал нам, есть жизнь вечная" (1 Ин. 2:25). Одно из самых чеканных самообозначений Христа - в ответе Марфе, сестре умершего Лазаря, непосредственно перед его воскрешением: "Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня, если и умрёт, оживёт" (Ин. 11:25)

Идея воскресения умерших была в вести Иисуса наиболее безумной, с трудом входила даже в Его учеников, вызывая сначала их растерянное недоумение: "И они удержали это слово, спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мёртвых" (Мк. 9:10). Вера в воскресение отталкивает от Христа многих, принявших Его в начале: "С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним" (Ин. 6:66). Но для ближайших, всё более проникающихся светом этой главной радостной вести: "Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни" (Ин. 6:68). Так тайна тайн Царствия Небесного влечёт к себе всё больше, чтобы в проповеди Павла раскрыться с исключительно страстной силой

"Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мёртвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мёртвых?" (1 Кор. 15:12). Апостол утверждает факт воскресения Христа как пример, матрицу будущего воскресения всех. Но далее Павел выдвигает замечательный логический перевёртыш: "Если нет воскресения из мёртвых, то и Христос не воскрес" (1

35

Кор. 15:13). Этот парадоксальный ход от следствия к причине обнаруживает внутренне-необходимую связь воскресения Христа и воскресения умерших не как двух событий, а как двух идей. Как событие религиозной, веры Христос мог воскреснуть, и это вовсе не значило бы, что и мёртвые должны воскреснуть. Но Христос воскресает именно как проект всеобщего воскресения. Если же этот проект не осуществится (по формуле Павла, "если нет воскресения мёртвых"), то и сам проект недействителен ("то и Христос не воскрес"). "А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша (1 Кор. 15:14), т. е. если и самого проекта нет, не было явлено, то нет и веры христианской. "И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков" (1 Кор. 15:19). Только в этой жизни надеяться на Христа - значит принимать его как учителя морали, нравственного реформатора, пришедшего по-доброму, по-христиански уладить эту земную, природную жизнь. А ведь только так надеются на него многие, выпуская главное: активный прорыв в новый тип воскрешённого, бессмертного бытия. "Если мёртвые совсем не воскресают, то для чего и крестятся для мёртвых" (1 Кор. 15:29). Вот выражение христианской души, для которой всё в жизни тщетно, если безвозвратно пожирается последним врагом - смертью

До того как умереть и воскреснуть, Христос воскрешает Сам. Это Его высшее, дерзновеннейшее чудо и даже к его рассказу Четвероевангелие приступает осторожно и последовательно: в Евангелии от Матфея и в следующем, от Марка, Христос воскрешает только что умершую дочь Иаира, начальника синагоги, в Евангелии от Луки - единственного сына вдовы из Наина, которого уже выносили для погребения, и, наконец, в Евангелии от Иоанна - Своего друга Лазаря, брата Марфы и Марии, бывшего в гробу целых четыре дня и уже начавшего смердеть

Последнее воскрешение описано не только так подробно, как ни одно из Его чудес; но здесь - впервые и единственно - переданы чувства Самого Христа. "Иисус, когда увидел её плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам воскорбел духом и возмутился. И сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили:

36

смотри, как Он любил его!.. Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу" (Ин. 11:33-38). Порыв скорби и возмущения охватывает Христа при виде плачущих по умершему. Против чего возмущение? Возможны два толкования: возмущение против безверия их, не представляющих возможности его возвращения к жизни. Но и против самого безобразного факта смерти, вырвавшего живого человека от любви и общения с близкими. И второе толкование подкрепляется дальнейшим: слезами и скорбью Христа при виде самого гроба. На символическом экране этого величайшего евангельского эпизода ярко проступает завет: только любовь, скорбь по умершим, невозможность принять их исчезновение должны привести к самому священному делу - делу воскрешения из мёртвых

По Иоанну, воскрешение Лазаря непосредственно побуждает синедрион к суду и казни над Иисусом. Более того, "первосвященники же положили убить и Лазаря, потому что ради его многие из Иудеев приходили и веровали в Иисуса" (Ин. 12:10,11). Такое одновременно подрывное и убеждающее значение приобрел земной "первенец из умерших", таким же будет для законов и устоев земли осуществление дела воскрешения

Проходит Христос, сея "глаголы вечной жизни", и попадают они на камень, в тернии, но и на добрую почву, и рождается новая христианская душа, новая порода людей, противостоящих большинству, что целиком во власти природного закона, заботится о земном благополучии, предаётся суете и прельщениям "века сего". Христос, первый вестник новой души, провёл чёткое разделение "вы от нижних, Я от вышних, вы от мира сего, Я не от мира сего" (Ин. 8:23). "Не от мира сего" - этой странной, юродивой печатью отмечено малое стадо, идущее за Христом. Родилось великое алкание неба, чувство, что мы - "странники и пришельцы на земле" (Евр. 11:13). Истинное отечество, которого ищет христианская душа, - на небесах, в едином воскрешённом теле всего человечества, в преображённой вечной жизни. Небеса - лишь символ этого преображения. "Но они стремились к лучшему, то есть к небесному" (Евр. 11:16)

Идти за Христом вовсе не легко. "Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, от-

37

вергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною! (Мф. 16:24). Превозмочь собственную земную природу - требование казалось бы сверхчеловеческое. "Любящий душу свою погубит её, а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную" (Ин. 12:25). Какая сила отторжения от самого себя, своей души до ненависти к ней как самодостаточной для природной лишь жизни звучит в этом слове! Такому слову трудно вместиться в человека, ведь оно гнёт, корёжит, разрывает и взрывает самоё нашу природу. "...Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят его" (Мф. 7:14). "Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога! Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу" (Иак. 4:4). Стоят друг против друга два закона, два пути, два порядка. Небесный вырастает из земного, из небесных начатков земного. Но только земное должно быть решительно отвергнуто. "Приблизьтесь к Богу и приблизится к вам: очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные" (Иак. 4:8). В двоедушии сама природа человека: одна душа - природная, другая - духовная. Природная должна быть истреблена огнём, а духовная развиться до божественной. Жатва предстоит трудная и большая, "делателей мало", и посылает Христос Своих учеников в мир "как агнцев среди волков". Так и видишь: вот выходят кроткие агнцы, их немного, и движутся они навстречу целому огромному стаду волков, лязгающих зубами, привыкших рвать ими жертву. А жертва идёт призвать их отказаться от пожирания, подвигнуть их на путь изменения своей волчьей природы - образ, обличающий всю сверхчеловеческую трудность задачи

"Я говорю то, что видел у Отца Моего, а вы делаете то, что видели у отца вашего" (Ин. 8:38). От отцов природных передаётся природная же жизнь. Люди продолжают природную цепь от отца к отцу, делят их родовые грехи, живут по законам похоти, вытеснения и смерти. Другого они не знают, не видели и не могли видеть, ибо природный порядок торжествует всюду. Христос приходит с другим Отцом, другим порядком. Вход в него возможен через новое духовное рождение, принятие нового проекта бытия, слова Христова ("возрождённые не

38

от тленного семени, но от нетленного, от слова Божия, живого и пребывающего в век" - 1 Петр. 1:23)

Первый акт на этом пути - покаяние как отречение от природного принципа, действующего в мире и в самом человеке. "Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте: смех ваш да обратится в плач и радость - в печаль" (Иак. 4:9). Но этот плач не земное, всем известное проявление печалей, подтачивающих жизнь человека. Открыть всю глубину первородного греха, в котором человек увяз, весь ужас пожирания, убийства и вытеснения, который он в себе содержит, и - восплакать, воскорбеть и покаяться. Покаяние и есть особое радикальное сокрушение о себе как природном греховном существе, лично вовлечённом в зло, отречение от него для принятия нового образа бытия, для спасения. "Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению" (2 Кор. 7:10). Отказ должен быть решительным и безвозвратным, волевым выбором себя как другого существа, как "сына Божия". "...Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия" (Лк. 9:62)

И тут встаёт вопрос: выберет, не выберет, "покается в жизнь" или пойдёт в "погибель вечную"? Ибо упорство на природном пути неизбежно приводит и будет приводить к погибели: ведь каждый тут по меньшей мере будет уходить в смерть. И этого уже достаточно, чтобы назвать этот выбор адским. К тому же если смерть не будет преодолена и не будут возвращены её прошлые жертвы, то оставшийся корень зла не перестанет прорастать соперничеством, войной, большим и малым демонизмом, что при умножении средств борьбы приведёт к буквальной геенне, полному уничтожению

Сам Христос не устаёт повторять, что Он пришёл всех спасти, и прежде всего погибающих в грехах. Грешники, больные нравственно и физически, - основной предмет Его заботы. С ними возлежит, им проповедует, их исцеляет; ищет спасти "заблудшую овцу". "Смотрите, не презирайте ни одного из малых сил... Ибо Сын Человеческий пришёл взыскать и спасти погибшее" (Мф. 18: 10-11). "...Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришёл призвать не праведников, а грешников к покаянию" (Лк. 5:31,32). Христово обещание всеобщего спасения, тогда как Мессия должен был

39

явиться грозным, карающим судиёй, было настолько поражающей чертой проповеди Христа, что она ошеломляющим ожогом врезалась в память учеников, и они не смогли не передать её в Евангелиях. "И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его: ибо Я пришёл не судить мир, но спасти мир" (Ин. 12:47). Притом что сами ученики, находясь среди упорного в грехе, враждебного окружения мира сего, не могут - "слишком человечески" - удержать сердце, измышляют в его глубине мстительные картины на своих врагов. Перед входом в Иерусалим селение самарянское не захотело принять Иисуса. Разгневанные ученики просят Его послать огонь с неба, истребить селение и жителей. "Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришёл не губить души человеческие, а спасать" (Лк. 9:55,56)

Но и у самого Христа рядом с обещаниями прощения и спасения всех возникает угроза вечных мук для нераскаявшихся грешников в "печи огненной", где "плач и скрежет зубов". Такое противоречие останавливает и разрывает сердце, как всякая безысходная земная трагедия. Эта реакция ставит под сомнение само это противоречие, обличая его земную, мстительную природу, особенно когда оно осуществляется в буквальной раскладке откровения Иоанна: немногие, праведники, "овны" обретают бесконечную радость жизни вечной, об'оженной, а большинство сбрасываются как скверные "козлы" "в озеро, горящее огнём и серою"

Слова самого Христа дают основание полагать, что, грозя истреблением "соломе", "плевелам" человеческим, они имеют в виду не людей, которым Христос открывает возможность всем стать причастниками нового божественного порядка бытия ("...и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего: ибо Он благ и к неблагодарным и злым - Лк. 6:35). Погибели, полному уничтожению подлежат природные, греховные качества людей. Подобная операция просеивания или выжигания разной интенсивности и объёма не может не предстоять всем. "Ибо всякий огнём осолится" (Мк. 9:49). "Ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый, или любостяжатель, который есть идолослужитель, не имеют наследия в Царствии Христа и Бога" (Еф. 5:5). Действительно, подобные качества совершенно там немыслимы. Конк-

40

ретный человек и не может быть воплощением одного отрицательного качества. Ведь и к святым подобные соблазны подкрадывались и одерживали временную победу. В качествах можно раскаяться, от них можно освободиться, для этого не надо всего человека губить. "Он же сказал в ответ: всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится" (Мф. 15:13). Как это понимать? Ведь тут же сказано, что и добрые, и злые - Его твари и над ними равно всходит природное солнце, как и взойдёт солнце преображения и спасения. Следовательно, искоренению подлежат те качества и свойства, что не от Бога, не от Его собственной сущности, не от Высшего Идеала, в который должны облачиться Его твари

Для понимания самой глубокой мысли Христа о спасении очень важна притча о должнике, которому царь простил огромный долг, а он сам не простил самого маленького долга, избив своего должника. Узнав об этом "и разгневавшись, государь его отдал истязателям, пока не отдаст ему всего долга" (Мф. 18:34). (А поскольку эта притча толкует о конечном спасении, то это пока - весьма многозначительно). "Так и Отец Мой Небесный, - разъясняет Христос, - поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его" (Мф. 18:35). При предпосылке активности людей в деле воскрешения и преображения мира от них самих зависит объём спасения: будет ли оно тотальным или с разделением. Сумеет ли человечество простить самых своих страшных грешников - злодеев, убийц, истязателей - или нет, найдёт ли и к ним в сердце своём извинение и любовь, отыщет и в них ту первоначальную, пусть потом зачадившую, божественную искру, которую раздует в их преображённой личности?

Зачем замысел Божий о мире обнаруживает такое стремление, чтобы сами люди прониклись сознанием зла природной жизни (покаялись), свободно выбрали добро ("искали Царствия Божия"), если бы им всё равно предстояло в конце времён пассивно претерпеть предрешённую развязку, а до того лишь терпеливо ожидать её. "Огонь пришёл Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! " (Лк. 12:49). Но огонь ещё не возгорается, люди не вспыхивают горением высшего

41

идеала, не устремляются все к Царствию Божию. А казалось бы, чего стоит Всемогущему Богу раскрыть глаза, возжечь во всех огонь. Только сами, свободно - свидетельствует это глубокое воздыхание Христа

Сам Христос высказывает мысль об условном характере апокалиптических пророчеств. Ниневитяне, на головы которых был сокрушающе произнесён приговор осуждения Господня, покаялись от проповеди Ионы, и проклятие было снято с них (Книга пророка Ионы). "Ибо как Иона был знамением для Ниневитян, так будет и Сын Человеческий для рода сего" (Лк. 11:30). И апостолы высказывают понимание пророчества о вечных муках как об условной угрозе, исполнение которой может и должно быть отменено в зависимости от самих людей, их способности прийти в "разум истины". "Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медлением; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию" (2 Петр. 3:9)

"Но народ узнав пошёл за Ним; и Он, приняв их, беседовал с Ними о Царствии Божием и требовававших исцеления исцелял" (Лк. 9:11). Тут обозначено два главных дела, которым предавался Христос до самой Своей крестной смерти: проповедь Царствия Божия и явление того, что названо чудом. "Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его" (Ин. 2:11). Уверовали ученики, через чудеса приходят к вере и другие. Итак, чудо рождает веру. Но не только. Вера Христа обещает чудо, чудеса, которые смогут творить все. "Имейте веру Божию. Ибо истинно говорю вам: если кто скажет горе сей: "поднимись и ввергнись в море", и не усумнится в сердце своём, но поверит, что сбудется по словам его, будет ему, что ни скажет" (Мк. 11:23)

Но что есть чудо? Приостановка естественных законов природы, отмена их - на время. Какие же чудеса являет Иисус? Его чудеса объемлют весь круг власти над слепыми, смертоносными силами мира. Он повелевает стихиями, укрощает бурю, идёт по водам и т. д. Он умеет накормить, создать, если нужно, любое количество еды (насыщение пяти тысяч народа пятью хлебами и двумя рыбами и т. д.). Он исцеляет немощи физические (увечные, слепые, больные) и психические (изгнание бе-

42

сов из одержимых). И наконец, возвращает к жизни умерших

"И когда Он был в Иерусалиме на празднике Пасхи, то многие, видя чудеса, которые Он творил, уверовали во имя Его. Но Сам Христос не вверял Себя им, потому что знал всех. И не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке" (Ин. 2:23-25). Что есть человеческая природа, это ясно, это перед глазами и в опыте каждого, и тем более Иисуса. А что такое иная, об'оженная природа, которую благовествует людям Христос, ещё совсем не понятно. Что ждёт человека в новом порядке бытия раскрывается и в слове Христа, духовном убеждении, и в своеобразном деле, опыте чуда. Чудеса Христа не просто проявление и засвидетельствование Его сверхъестественного могущества. Чудо - проект, пока магически осваиваемый, такой власти над миром, когда глубочайшие чаяния получают свою материальную реализацию. "Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин. 14:12)

Поразмыслим на мгновение над логикой чуда. В проявлении чуда усматриваются два момента: само чудесное следствие и первая простая его причина. Все возможные промежуточные звенья, ведущие от этой причины к следствию, устранены, прямо не представлены. Так, если мы возьмём только первую причину победы над силой тяжести, реализованной в наше время для человека возможности полёта по воздуху, то таковой причиной окажется желание полёта, мечта о нём. Эта первая причина рядом с финальным осуществлением самим полётом (помечтал, захотел и полетел) и окажется настоящим чудом. Если же мы знаем и осуществим всю посредствующую цепь, все промежуточные звенья между мечтой и её реализацией: годы и столетия проектов, расчётов, проб и ошибок, постепенного достижения, то никакого чуда не будет. То же в логике, в любом развитии мысли, философской, математической и т. д.: возьмём начало и конец, минуя цепь посредствующих силлогизмов и доказательств, и конец неизбежно будет казаться необъяснимым, чудесным. Так и Христовы чудеса суть манифестации, но мгновенные, без посредствующих звеньев, мечты и тут же уже ре-

43

зультата. Промежуточные звенья явит только реальная работа самого человечества. И тогда результат будет столь же поразителен и чудесен, но чуда как такового не будет

Чудеса, осуществлённые Христом, можно рассматривать как лабораторную демонстрацию будущих возможностей всех и каждого, если они пойдут за Христом, решатся дерзать на Царствие Божие. Через чудеса, совершаемые Христом, приоткрывается окошечко в иной строй бытия, проглядывает небесная слава человеков

Что чудеса Христа именно лабораторное, показательное предварение будущего, говорит тот факт, что они действуют на время и самих законов природы не отменяют: бури продолжают бушевать, люди болеть, да и воскрешённые Им в конце концов умирают как все смертные. Чтобы предварение стало действительностью, нужно всеобщее участие в опыте чуда овладения стихийно-природным ходом вещей. Тогда действительно человек по слову "и больше сих сотворит": не одного Лазаря воскресит, а всех и не одного слепого прозрит, а весь мир выведет в свет преображения

Требование активности самих людей в стяжании Царствия Небесного проходит через проповедь Христа и апостолов. Оно выражено в самом общем виде. "От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берётся, и употребляющие усилие восхищают его" (Матф. 11:12). Что есть сила, как не доведённые до высокой степени действенности знание и умение претворить в жизнь задуманное, а усилие - напряжение сил в ходе осуществления дела. "Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам" (Ин. 15:14), друзья, а не рабы, - повторяет Христос, - ибо раб не знает, что делает господин его" (Ин. 15:15). Так Сам Христос заклеймил рабским то столь затем распространившееся понимание христианства как слепой веры, пассивного ожидания заповедных свершений: "неисповедимы пути", "сиди и жди", кощунственно проникать в замыслы Божий, а тем более пытаться самим их исполнять. "Будьте же исполнители слова, а не слышатели только, обманывающие самих себя" (Иак. 1:22). На это отвечают: а мы и исполняем, возделываем душу, любим ближнего, каемся в грехах - ведь это и есть заповедь, слово Христово. Это так, но всё дело в том, что

44

при этом утрачивается весь объём этого слова, главное в нём

Можно выделить три направления в строительстве Царствия Небесного уже в этой жизни: первое, нравственная работа над собой, внутренний отказ от закона плоти, соблазнов мира сего

В Новом Завете этому направлению уделено значительное внимание: заповеди Нагорной проповеди, постоянные подробнейшие наставления первохристианам в апостольских посланиях. Вот один из примеров: "Итак, братия мои возлюбленные, всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев (Иак. 1:19). И гнев - стихия, налетает как ветер, как град побивает свою жертву. Тут нужна своя душевно-психическая регуляция. Вообще, история христианства отмечена замечательными нравственными подвигами, опытом духовного художества. Это одно и было, по существу, принято к действию

Второе направление: межчеловеческие отношения. "Возлюби ближнего твоего как самого себя", станьте братьями друг другу, соделайтесь в братскую общину, единое соборное тело. Тут трудности поднялись не проходимые. Как полюбить другого как себя, возлюбить врага своего? Это сверхчеловеческое требование, пока человек есть человек, он не в состоянии их выполнить, писал Достоевский в своих записных книжках. Попытки христианизировать общество, установить христианскую норму в отношениях между людьми давали дьявольски обратные результаты: крестовые походы, кровавые преследования еретиков, инквизиция, "охота за ведьмами" и т. д

Нравственное учение Христа как будто исходит из сердцевины уже достигнутого, осуществлённого Царствия Небесного, где оно станет естественной нормой отношений. Поэтому это учение и может выражаться только заповедями, т. е. приказами, императивами, ибо его содержание не мотивировано естественной реальностью, не вытекает неудержимо из природы человека, а напротив, идёт против неё и может осуществляться только через её преодоление. Эти заповеди - порождение проективной сущности человека. И как они не надчеловечны, но призывают тянуться; ну хоть на вершок, дя подтягивать свою природу к идеалу

45

Наконец, третье направление домостроительства Царствия Божия, явленное действиями самого Христа: управление стихиями природного мира, победа над ним в самом его жале пожирании, похоти, смерти (воскрешение мёртвых, собственное воскресение и преображение, обретение новой природы)

Этой важнейшей части Слова вовсе не вняли. Это и понятно, тут наиболее дерзновенное преткновение для эвклидова ума, "соблазн" и "безумие". Нравственное совершенствование само по себе, без преображения натуральной основы существования человека, достигает лишь единичных, легко стираемых результатов

Самый глубокий апостольский ум, ум Павлов, бесстрашно вторгся в мучительную антиномию отношений человеческой природы и нравственного закона. "Я жил некогда без закона: но когда пришла заповедь, то грех ожил" (Рим. 7:9). Грех (недолжное поведение) выявляются нравственной нормой, законом, заповедью. Без нравственной оценки нет и греха. Только через неё природная жизнь осознаётся как грешная, недолжная. Нравственный закон вносит раздвоение в человека: "Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в Законе Божием. Но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих" (Рим. 7:19,22,23). Человек распялен на дыбе плоти и закона. Закон не спасает, он вносит трагизм сознания, причём не только от смерти, но и от греха избавить не может, ибо человек неудержимо самой своей природой влечётся к греху. "А я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти" (Рим. 7:10). Одного нравственного сознания, внесённого в природную жизнь для её регуляции, далеко не достаточно. Морализация всей природы человека не может быть достигнута волевым накладыванием на неё нравственного закона при сохранении их противостоящей друг другу разноприродности. Такая морализация может действенно и окончательно осуществляться только в деле морализации самой плоти, материи, природы. Необходима радикальная операция: преодолеть дуализм тела и духа, их трагическую разведённость, распяленность человека. "Бедный я человек! Кто

46

избавит меня от сего тела смерти?" (Рим. 7:24). Только работа над обретением нового тела - управляемого разумом, не пожирающего, не умерщвляющего, не греховного, строительство нового порядка бытия станет истинно нравственной работой человека

Поэтому когда Христос предупреждает, что "не всякий, говорящий Мне: Господи! Господи!", войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного" (Мф. 7:21), то Он имеет в виду не только часть воли отца, но весь её объём, и главное в ней - воскрешение умерших, преображение мира. Только слушать, а не исполнять - это строить дом свой на песке, разъясняет Христос очередной притчей, исполнять же - прочно водрузить его на камне. Царствие Божие принадлежит тем, кто растит его, готовит будущие плоды. Это и выражает угроза Христа старейшинам и священникам, не выходящим из схоластического толкования буквы: "Поэтому сказываю вам, что отнимется от вас Царствие Божие и дано будет народу, приносящему плоды его" (Мф. 21:43)

Апостол Павел, цитируя библейский псалом о величии человека, которому Бог "все покорил под ноги его", - продолжает: "Когда же покорил ему всё, то не оставил ничего непокорённым ему. Ныне же ещё не видим, чтобы всё было ему покорено" (Евр. 2:8). Третье, важнейшее направление христианской деятельности в мире по реальному покорению материальных стихий мира, освобождению от "рабства тлению" ещё по-настоящему не начиналось. Наследники Царствия Небесного всё ещё в детстве и ничем от рабов не отличаются, будучи порабощены "вещественным началам" мира (Гал. 4:9). Задача рода человеческого - прийти к совершеннолетию, "в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова", "в единство веры и познания Сына Божия", в с е м во всей глубине понять и признать Высший идеал об'ожения мира, Христов путь к нему

Знаменитое определение Павла "Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом" (Евр. 11:1), говорит о вере как об осуществлении высших чаяний и уверенности в плодах этого осуществления, ещё невидимых. "Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью

47

(это и есть ожидаемое. - С. С.). На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа. Ибо мы ходим верою, а не видением" (2 Кор. 5:4,5,7). Уже в желании, в порыве, в мечте, в идеале устремились в новый тип бессмертного бытия. Его никто не видел, но надеемся и веруем. Вера должна стать обетом, клятвенным обещанием осуществить "ожидаемое" и "невидимое". Когда апостол Иаков говорит своё: "Вера без дел мертва", то дело должно быть понято как осуществление веры. А поняли лишь как дело помощи ближнему, как благотворительность: дали нищему копеечку и отделались от христианского долга

Даже степень спасения, качество преображения ставятся в зависимость от самих людей: насколько дерзнут, сколько сумеют. "Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе" (Мф. 18:18)

"Ибо, кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале. Он посмотрел на себя, отошёл - и точас забыл, каков он" (Иак. 1:23,24). Пример природного человека тут притча для духовного. Человек подошёл к небесному зеркалу, которое ему предлагает Христос, и видит в нём свои, уже преображённые черты, неприродные черты жителя Царствия Божия. И тут же отходит от зеркала (не став исполнителем явившегося ему образа) и забывает, каким он должен быть

Какие же черты новой твари являет зеркало Царствия Небесного? Эти черты там и сям рассеяны по всему Писанию и собраны в описании Небесного Иерусалима, символического образа будущего божественного порядка бытия

Как уже отмечалось, дух и сердце - две основные проектирующие способности нового порядка бытия. Дух требует чистоты, пребывания, постоянства, света, нескудеющего творчества - "к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для нас" (1 Петр. 1:4). Человеческая природа есть неразделяемое смешение низшего и высшего, животного и духовного, она само живое противоречие, средостение между различными мирами. Гордо утверждаться в такой особой космической позиции - языческий соблазн, не раз красиво выражавший себя. Христианская духовная меч-

48